Шакалы
Шрифт:
– Неправда, я такого обещания не давал, – серьезно ответил Фокин, взял лежавший на столе блокнот и крупными буквами написал: «Не болтай», подвинул блокнот парнишке. Тот силился сосредоточиться, прочитать, но перед глазами клубился голубоватый туман, хотелось петь, в крайнем случае, разговаривать.
Но он забыл, о чем начал, и стал азартно пересказывать Фокину содержание недавно виденного боевика. Подполковника такой поворот вполне устраивал, пусть слухачи убедятся, что парнишка совсем свихнулся, никакой опасности не представляет.
В
– Валентин, полагаю, этот змей парнишке какой-то наркотик дает, – не очень уверенно произнес Григорий Котов.
– Возможно, – согласился Нестеренко. – В любом случае Лев Иванович прав, с него глаз нельзя спускать. Хотя я понятия не имею, как Фокин может парня использовать. Но просто так, из любви к ближнему, он ходить к мальчишке не станет.
– Это точно, – ответил Котов. – Как ты думаешь, Лев Иванович действительно не догадывается о намерениях гэбэшника или темнит?
– Какие вы, евреи, недоверчивые, просто диву даешься.
– Мы мудрые, жизнь научила, иначе бы не выжили. Рассуди, два с лишним тысячелетия нас изничтожают, а извести не могут.
– Так, как русские сами себя уничтожают, ни один народ в мире не придумает, – возразил Нестеренко. – А в отношении Гурова ты ошибаешься. Если бы у Льва Ивановича хоть какая-нибудь мыслишка появилась, он бы мгновенно ее обнародовал. Он же настоящий сыщик, видит, мы столько дней пустышку тянем, изверились.
– А может, его и в живых нет? – Котов глянул на напарника испытующе.
Нестеренко хмыкнул, скривился презрительно, приспустил стекло, сплюнул.
– Ты, мудрый, глупости не говори, меня не проверяй. Надо со Станиславом потолковать и нам с тобой разделиться, мне не нравится, что Илья с Генкой стали в паре работать. Они парни неплохие, но за ними пригляд требуется.
Станислав Крячко вышел из морга, куда приезжал на опознание трупа, обнаруженного рано утром на окраине кладбища.
– Можете не сомневаться, господин помощник прокурора, – сказал он идущему рядом молодому мужчине в штатском. – Батулин Сергей Витальевич, одна тысяча девятьсот пятидесятого года рождения, майор из Управления охраны Президента.
– У вас, господин полковник, нет никаких предположений, кто мог совершить данное убийство?
– Я точно знаю кто, но не скажу.
– Как? – Помощник прокурора остановился, развел руками. – Вы понимаете, что говорите?
– А то! – Станислав шмыгнул носом. – Не первый год замужем.
– Я вынужден вас пригласить в прокуратуру и официально допросить.
– Ваша власть. – Станислав пожал плечами. – А не скажете, свои люди, по какому вопросу станете допрашивать?
– Кто убил майора Батулина и откуда вы располагаете такой информацией, – ответил помощник прокурора.
– Да откуда мне знать, господин советник юстиции? – искренне удивился Крячко.
– Издеваетесь? Вы только сейчас сказали…
– Что я сказал? – Станислав прижал руки к груди.
– Я напишу представление на имя вашего руководства!
–
– Но мы же коллеги! У нас общие цели!
– О! Речь не мальчика, а мужа. Вы, молодой человек, должны на всю жизнь запомнить. – Станислав перестал улыбаться. – По закону вы мной командуете, а по правде жизни прокуратура без розыскников ничего, кроме бытовухи, раскрыть не может. У нас своя работа, у вас своя, мы должны уважать друг друга. Если розыскник имеет что прокурору доложить, сыщик минуты молчать не будет. А раз молчит, значит, сказать не может. Я сейчас могу тебе сказать лишь слова, которые в раскрытии убийства помочь не могут, появятся у меня фактики, сообщу незамедлительно. Если ты на меня за такое нравоучение обиделся, то это от молодости, которая с годами проходит. Низкий поклон, будут вопросы, звони.
Вернувшись в министерство, Станислав заглянул в приемную Орлова, не успел спросить у Верочки, есть ли новости, как она кивнула на дубовые двери:
– Сей момент спрашивал, по-моему, сердится.
– Накапал молокосос, – пробормотал Крячко, одернул пиджак, вошел в генеральский кабинет.
Они сегодня уже виделись, потому Крячко вытянулся и сказал:
– Слушаю вас, Петр Николаевич.
– Станислав, ты когда повзрослеешь? – Орлов делал вид, что сердится.
Крячко изобразил, что чувствует вину и оправдывается.
– Я стараюсь, господин генерал, плохо получается.
– И не стыдно издеваться над молодым сотрудником прокуратуры?
– Ответить правду или сказать, что вы желаете услышать?
– Тебе врагов не хватает, охламон? Звонил Федул Иванович, говорит, мальчик вернулся с опознания, чуть не плачет. Он же тебе всю жизнь такое помнить будет. Тебе надо? – Орлов покачал головой. – Да и нечестно это, над молодым подшучивать.
– Если так, тогда правду, – решительно сказал Станислав. – Драч звонил? Ему шестьдесят или на пороге? Около сорока он с преступностью воюет, в розыске пахал, в следствии надрывался, сейчас помощник прокурора. А этот юнец вчера портфель забросил и на равную должность с Федулом Ивановичем устроился. С каких, спрашивается, дел? Кто у него в верхах? Отец, дядя или сосед по даче? Так что лично у меня, Петр Николаевич, с совестью все нормально.
– Я устал от тебя, Станислав. – Орлов открыл лежавшую перед ним папку. – Ты когда собираешься Турину звонить?
– В шестнадцать, как договаривались.
– Звони, – кивнул Орлов. – Вот с этого аппарата, – он указал на один из телефонов.
– Обижаете, господин генерал.
– Кто тебя обидит, трех дней не проживет. Иди.
– Такова благодарность. – Станислав втянул голову и быстренько нырнул за дверь.
В приемной он попал в объятия Верочки. Станислав прекрасно знал, что Верочка тайно, давно и обреченно влюблена в Гурова, а к нему, Крячко, она относится по-дружески и несколько снисходительно, как к человеку несерьезному. Сейчас она держала его за руку, заглядывала в глаза, неожиданно поцеловала в щеку.