Шакалы
Шрифт:
– Здравствуйте. – Женщина сделала короткую паузу, спросила тихо: – Он жив?
Станислав переложил трубку в левую руку, широко перекрестился.
– Бог с вами, Маша! Они живы, здоровы, просили соединить, я выполняю.
– Он не может сам набрать номер?
– Они все могут, Маша! – весело закричал Станислав. – Однако начальники, и положение обязывает.
Гуров выскочил из ванной, отнял у друга трубку:
– Здравствуй, Маша! Прости моего друга, он ошибся в выборе профессии. Ему следовало клоуном…
– Не оправдывайся, сыщик, – перебила
– Извини. – Гуров подыскивал нужные слова, и возникла пауза.
– Я все про тебя знаю. – Мария вздохнула. – Ты думаешь только о себе.
– Грешен. Прошу, переезжай ко мне, квартира освободилась.
– И меня не убьют, не похитят? – Мария выругалась по-мужски грубо, бессмысленно. – О такой жизни я мечтала всю жизнь.
– Маша, прошу. – Гуров оглянулся, но Станислава в номере не было. – Я прилечу сегодня и сразу приеду домой.
– Хорошо. Жду. Целую. – Мария положила трубку.
Розыскники сидели в ресторане гостиницы, видно, подполковник Попов переговорил с мэтром, обслуживали их безукоризненно. Кроме Станислава, никто не видел, как Гуров зашвырнул через забор взрывчатку, снятую с Игоря Смирнова. Всем было интересно знать, что же конкретно произошло, но Котов и Нестеренко помалкивали, следуя принципу – старшим вопросов не задают. Попов стеснялся, полагая, что полковник-важняк главка скажет только то, что считает нужным.
Гуров расклад отлично понимал, знал, молчать неэтично, все розыскники вместе пахали, сейчас не имеет значения, кто сделал больше. Понимать-то сыщик понимал, но говорить отчаянно не хотелось. Он тянул время, подливая в рюмки коллег, сам практически не пил.
– Я должен был догадаться раньше, – произнес Крячко.
– Конечно, – обрадовался Гуров.
– Лев Иванович, это я не о себе. – Станислав прижал ладони к груди. – Вижу, вы мучаетесь, не знаете, как начать, и я сконструировал для вас первую фразу.
– Ты знаешь… – Гуров проглотил матерные слова.
– Знаю, Лев Иванович, знаю, вы продолжайте. Значит, вы должны были догадаться раньше…
– Должен был, – обреченно произнес Гуров. – Задумано не больно хитро. Контуженный в Чечне, и мать погибла, и наркотики… Я вспомнил о терактах, когда фанатики взрывали себя вместе с жертвой. Но там религия, вера в загробную жизнь. Я не мог сообразить, что парня можно использовать втемную, превратить в снаряд, средство доставки взрывчатки к месту назначения. Союз солдатских матерей использован с фантазией, покойник был человек способный, даже талантливый. Использовать инвалида бойни в Чечне, отыскать подходящего, соответственно обработать парня – дело архисложное.
Оперативники молчали, старались не смотреть на Гурова и друг на друга, словно в происшедшей трагедии была и их вина. Не сдержался подполковник Попов, спросил:
– Разве убийца и палач может быть человеком талантливым?
– Удивляешь, Юрий Васильевич. – Голос Гурова оживился, сыщик обрадовался, что можно уклониться от конкретного
– Импотенты и мелкие интриганы составляют большинство в Думе, – вставил Крячко. – Ты не отвлекайся, Лев Иванович.
– Ты не прав, Станислав. – Гуров наконец выпил рюмку. – Импотенты сидят на кухнях, обсуждают и критикуют. Если человек пробрался в Думу, он человек действия, другое дело…
– Извини, командир, – перебил Станислав. – Ты не догадывался, однако в решающий момент замысел разгадал.
Гуров взглянул на Григория Котова.
– Случайно. Гриша Котов спорил с Валентином и упомянул о самураях-камикадзе, я увидел Игоря Смирнова, его отрешенность и неожиданно вспомнил слова Гриши. Тут все и сложилось.
Станиславу Крячко не нравилась атмосфера за столом, словно они, розыскники, не вырвали победу, а сидят на поминках.
– У него сложилось! У меня почему-то не сложилось, и у умного Гриши Котова тоже. Вы не думайте, наш Лев Иванович далеко не скромник, он с прибабахом, гений, но не скромник. Я предлагаю выпить за российских сыщиков и за Льва Ивановича лично.
– Заговорил, заговорил. – Гуров усмехнулся, наполнил рюмки.
Выпили, не чокаясь, оживились. Попов спросил:
– А почему вы швырнули взрывчатку через забор, на стройку?
– А куда мне было ее швырнуть? – Гуров после второй рюмки тоже слегка порозовел, чуть расслабился. – Чемпион никогда не знает, почему он переместился на тот или иной удар. Так получилось.
– Чемпион, – прошептал Станислав, подмигнул товарищам, – вот в чем его истинная суть.
– Ладно, не бормочи. – Гуров махнул на друга рукой. – Я не знаю, почему перенес парня к забору, а, скажем, не в сквер. Я только позже понял, что у забора была мертвая зона, которую Фокин не просматривал. Если бы направился в сквер, Фокин увидел бы, так и хоронить было бы нечего. Когда машины ушли, я от пояса со взрывчаткой избавился, начал соображать. Думаю, с какой позиции Фокин может наблюдать за происходящим? Тогда я и вышел с Игорем в центр улицы… А Фокин находился в новостройке, увидел нас, включил дистанционное управление.
Розыскники выпили, расслабились, заговорили. Гуров слегка опьянел, но хмель быстро прошел, и он, вспоминая не впервые, пытался анализировать свои поступки и реакцию. Надо признаться, анализ не радовал сыщика, скорее разочаровывал, даже унижал. В критический момент он действовал интуитивно, подсознательно, наедине с собой он отбрасывал мысли о скромности, выставлял себе жесткую оценку. Какие-то мгновения он не испытывал страха, поступал четко, рационально. Но стоило обстановке разрядиться, у него немедленно наступала реакция – он потел, чувствовал тошноту, слабость, дважды его даже рвало. Потом он успокаивался, чувствовал себя нормально, затем наступала апатия, клонило в сон. Сейчас был именно такой период, необходимо продержаться до самолета, сказать несколько слов Попову. Гуров пересилил себя, заговорил: