Шалако
Шрифт:
— Лагерь на ранчо к северу отсюда, — сказала она. — Нас привел туда мистер Уэллс. Оно брошено.
— Как вы проскочили мимо армии?
— Фредерик не хотел официального сопровождения. Ему хотелось увидеть апачей в бою.
— Всякий, кто ищет ссоры с апачами, сущий ребенок.
Холодным тоном она ответила:
— Вы не понимаете: Фредерик — солдат. В двадцать пять лет во время франко-прусской войны его произвели в генералы. Он стал национальным героем.
— У нас был один такой на Севере, несколько лет назад. Его звали Кастер.
Раздосадованная
Она охотилась вместе с отцом и в Африке видела масаев… он походил На них.
— Нелепо думать, что голые дикари способны противостоять современному оружию. Фредерик удивлен неудачами вашей армии.
Шалако с тяжелым сердцем всматривался в сумерки. В тишине таилось грозное предупреждение. Словно дикого зверя, Шалако иногда охватывало странное предчувствие беды, вызывавшее страх. Его он почувствовал и сейчас. Интуитивно он взглянул на восток, в горы — в нескольких милях от него с одной из вершин глядел на запад апач… Это была чистая интуиция.
Татс-а-дас-ай-го. Быстрый Убийца, воин, которого боялись даже его соплеменники, властелин зла, знаток военных хитростей и способов убийства, с любопытством смотрел на запад.
А на ожившем ранчо, где разводила костры охотничья экспедиция Фредерика фон Хальштата, от одного из костров также интуитивно отошел и устремил взгляд в пустыню еще один человек.
Это был худощавый, грубой внешности мужчина с мягкой мальчишеской бородкой, широкими скулами и лошадиной челюстью, из грязного воротника рубашки торчала тонкая шея. Он посмотрел вдаль, словно вдруг что-то услышал. На бедре у него висел кольт 44-го калибра — смертоносное оружие.
Боски Фултон был ганфайтером. Он никогда не слышал о Татс-а-дас-ай-го и Шалако Карлине, не знал, что его жизнь отныне неразрывно связана с ними, знакомой ему девушкой Ириной. И все же ночь его беспокоила.
Между тем Шалако остановился в зарослях кустарника и под его слабым прикрытием стал изучать окрестности, выбирая путь.
— Любой апач, — небрежно заметил он, — с двенадцати лет знает о тактике все, что известно вашему Фредерику, и знает по жизни. Апачи обитают в пустыне и знают ее во всех видах и при всех условиях. Искусным маневрам, которые ваш Фредерик изучал по книгам или в ящике с песком, апачи научились в бою. У них нет постоянных баз, чтобы их защищать, им не надо беспокоиться о пропитании.
— Чем же они питаются?
— Больше конины апачи любят только мясо мулов. — Он обвел рукой окрестности. — Сейчас темно, но вокруг нас дюжина видов съедобных растений и полдюжины лекарственных.
Небо слегка порозовело и украсилось лучами сверкающего золота. Зубчатые хребты поймали запоздалый свет, из пустыни послышался вопрошающий крик куропатки.
Всадница почувствовала, что обязана защитить своих друзей.
— Нас восьмеро, с нами четыре охотника, восемь возчиков, два повара и два коновода. У нас восемь фургонов.
— Это объясняет беспокоившую
— Есть?
— Апачи загоняют коней до полусмерти и, когда знают, где могут добыть новых, съедают своих.
— То есть они рассчитывают на наших лошадей?
Пустыня затихла, и это внушало тревогу. Шалако слез с седла и снова выжал косынку в рот чалому. Девушка наблюдала за ним, и постепенно ее гнев прошел.
Ее удивило мягкое выражение его глаз и нежное обращение с лошадью.
— Вы любите своего коня.
— Лошадь как женщина. Держите ее в узде, приласкайте, и она готова почти на все. Но дайте ей волю, и она сделает несчастными и себя, и мужчину.
— Женщины не животные.
— Это зависит от точки зрения.
— У некоторых женщин нет желания иметь хозяев.
— Такие женщины наверняка несчастны. Задирают нос и рассуждают о независимости. По-моему, независимая женщина — одинокая женщина.
— Вы же независимы, не так ли?
— Я совсем другое дело. Чем скорее женщина поймет, что мужчины иные, тем лучше для нее. Чем больше женщина независима, тем меньше в ней женского, а чем меньше в ней женского, тем меньше она стоит.
— Не согласна.
— Я на это и не рассчитывал. Женщине не следует пытаться походить на мужчину. В лучшем случае из нее получится плохая имитация, а в цене только подлинники. Природа предназначила женщину быть хранительницей домашнего очага. Мужчина — охотник, скиталец… иногда ему приходится далеко уходить за добычей, и это становится его натурой.
Он говорил вполголоса, и незаметно для себя она тоже перешла на шепот.
— А где ваша женщина?
— У меня нет женщины.
Когда они достигли последней скалы Хетчета, солнце скрылось. В миле от них поднимался высокий пик, за ним два пика поменьше, а еще дальше виднелись громады Малого Хетчета. Западнее ближнего пика чернели постройки ранчо и среди них было несколько белых точек — вероятно, крыши фургонов. В середине горел огромный костер.
Почуяв воду, чалый дернул удила, однако в воздухе чувствовалось что-то странно гнетущее, и это не нравилось Шалако.
Пока он прислушивался к напряженной тишине ночи, они тихо стояли. Еще не совсем стемнело, но звезды уже высыпали. Местность вокруг хорошо просматривалась, ясно различались контуры кустов и кактусов.
— Я — Ирина Карнарвон, — сказала девушка в тишину.
Она произнесла свое имя так, словно оно всем известно, но Шалако его не знал, имена для него давно перестали что-либо значить.
— Карлин… Меня называют Шалако.
Он пустил чалого вниз по пологому склону. Чалый был отличным конем, терять его не хотелось, а скачки ему не выдержать. Но ранчо сулило безопасность и до него было всего две мили. Шалако вытащил из чехла ружье.
— Готовьтесь к скачке. Поедем шагом, сколько возможно, но если начнется скачка, на меня не обращайте внимания. Неситесь во весь опор.
— Ваш конь не выдержит.
— Это моя забота.
Чалый ускорил шаг. В нем скрывалось много сил, очень много.