Шалаш в Эдеме
Шрифт:
– Мой адрес – не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз… – выводил этот голос.
В эту минуту мне казалось, что это – самая замечательная песня всех времен и народов, а голос исполнителя понравился мне больше, чем пение любой эстрадной звезды!
Впереди блеснул неяркий свет.
Из правого коридора доносилось громкое фальшивое пение:
– …Я там, где ребята толковые, я там, где плакаты «Вперед», где песни хорошие, новые страна трудовая поет…
Наконец я оказалась перед широким круглым помещением, посреди которого весело
– Заботится сердце, сердце волнуется, почтовый пакуется груз… – увлеченно выводил дедок.
И тут он увидел меня.
Часто заморгав, он приподнялся и удивленно проговорил:
– Ты откуда же взялась, дочка? От энтой… от экскурсии, что ли, отстала?
– От экскурсии? – недоуменно переспросила я. – От какой экскурсии? Дедушка, я заблудилась!
Всем известно, что внешность бывает обманчива, но об этом старичке мне отчего-то хотелось думать только хорошее, что он вовсе не маньяк-убийца, прячущий в пещере кости своих многочисленных жертв, а посланный мне Богом ангел-спаситель, принявший такую невзрачную телесную оболочку.
– Понятное дело, что заблудилась! – проговорил старик неодобрительно. – А все потому, что надо энти… правила соблюдать! Для кого они написаны? Для кого повешены? От проводника не отставать… фонарик при себе непременно иметь… потому как нельзя без фонарика… вот где, к примеру, твой фонарик?
– Потеряла! – ляпнула я первое, что пришло в голову.
– Вот то-то и оно, что потеряла! А Саблинские пещеры, дочка, это тебе не крем-брюле, это тебе не шутки какие-нибудь, тут заблудиться ничего не стоит…
– Саблинские пещеры? – повторила я, как эхо. – Так вот, значит, куда я попала!
Я вспомнила, что слышала об этих огромных пещерах, расположенных неподалеку от Петербурга. Прошлым летом кто-то из моих знакомых даже ездил туда на экскурсию. Сказали, прикольно – идешь в темноте, с фонарями…
Но сейчас меня не интересовала никакая экзотика, мне хотелось только одного: поскорее выбраться отсюда… и еще, пожалуй, съесть что-нибудь горячее.
Я почувствовала аппетитный запах, исходивший из кипящего в котелке варева, и невольно сглотнула слюну.
– Ты, дочка, присаживайся, – очень своевременно предложил мне старичок, пододвигая ящик. – Похлебка поспела…
Он достал из своего мешка две помятые алюминиевые миски, две такие же видавшие виды ложки, горбушку хлеба. Зачерпнув из котелка ароматное варево, он протянул мне миску, ложку, по-братски разделил хлеб.
Я нечленораздельным мычанием поблагодарила его и набросилась на еду.
– О, как ты оголодала-то! – сочувственно вздохнул старик. – Давно уже бродишь-то? Никак, ночевала тут? Ну ладно, ты ешь, ешь, не буду тебе мешать!
Я быстро прикончила содержимое миски, старик щедрой рукой налил мне
Наконец я насытилась и подняла на старика благодарный взгляд.
– Пещеры – они шутить не любят! – проговорил он поучительным тоном. – Это еще теперь они чуток поменьше стали, пять лет тому назад большой кусок обвалом засыпало, так и то они на двадцать километров под землей тянутся, а раньше-то, до войны, больше пятидесяти было… само собой, я тут кое-что знаю, так и то, не все входы-выходы заучил. Вот мой покойный дед, он все пещеры как свои пять пальцев, знал… он еще Ленина по энтим пещерам водил!
– Кого?! – переспросила я, подумав, что ослышалась.
– Ленина, Владимира Ильича! – повторил старик, значительно подняв палец. – Когда он от энтих… от жандармов скрывался, дед мой его в одном тайном месте через пещеры провел… аккурат, значит, к станции вывел, и Ленин к поезду подоспел.
– Ну, надо же! – проговорила я недоверчиво. – Никогда про такое не слыхала!
– То-то и оно, дочка… всей-то правды никогда не рассказывают… Ну, ладно, дочка. – Старичок засуетился, сложил миски в рюкзак, затушил костер. – Пора нам идтить. Тебя уж там, наверное, давно ищут, да и у меня дел полно…
Он посветил перед собой фонариком и бодро зашагал вперед по подземному коридору. Я едва поспевала за ним.
Туннель заметно расширился, стал суше и просторнее. Неожиданно он пошел под уклон, и мы оказались в круглом зале, откуда выходили несколько коридоров. Посреди зала стояла новогодняя елка, обвешанная гирляндами и игрушками.
– Что-то рано здесь елку поставили, – проговорила я. – До Нового года больше трех месяцев…
– Так это, дочка, еще с прошлого года елочка стоит! – отозвался мой проводник.
– Не может быть. – Я приостановилась, разглядывая елку. – С нее же даже хвоя не осыпалась!
– Такой уж здесь, в пещерах, воздух пользительный! – радостно сообщил старик. – Это здесь каждый год новую елочку ставят, и она до следующего года сохраняется. Пещеры – они такие! Вот как ты думаешь – сколько мне, к примеру, лет?
– Вам? Ну, наверное, семьдесят… – проговорила я неуверенно. – А может, семьдесят пять…
– Девяносто мне, дочка! – ответил он с гордостью. – В августе аккурат девяносто исполнилось!
– Не может быть! – поразилась я. – Никогда бы не подумала!
– Это все от пещер, от воздуха их целебного!
– А что вы здесь, в пещерах, делаете? Выводите на свет всяких заблудившихся недотеп вроде меня?
– Нет, дочка, тут у меня свой… энтот… бизнес. Я здесь энти… как их… обкаменелости собираю.
– Окаменелости? – переспросила я.
– Во-во, они самые. Виктор Лексеич мне за них хорошие деньги платит.
Он остановился, залез в рюкзак и продемонстрировал мне плоский камень. Приглядевшись, я разглядела на этом камне четкий отпечаток какого-то доисторического членистоногого создания.