Шальная мельница
Шрифт:
— Я слышал, Вы… с сестрой вернулись?
Слегка помедлив, совладав с разумом (затуманенным блаженством), несмело кивнула.
— Да. Нани…, - немного помолчав. — Я все-таки ее нашла… В Велау. Она меня сама признала. Жутко было, но… деваться некуда. Да я и рада…. если честно. Хорошая девочка. Что бы не произошло, какова правда прошлого не была, жаль ее одну было оставлять. Бросать. Эльза я… или Анна. По сути, не важно, да? — несмелый взгляд ему в глаза. Отвечает участием. Ласковая улыбка. Кивает головой.
Продолжаю (шумный вздох):
— Но теперь всё иначе. Мы в Цинтене, при приюте. Хорошие
Усмехается. Крепче сжимает меня в своих объятиях. Поцелуй в лоб.
— Моя дорогая Анна, я тоже безмерно по Вам скучал.
И снова тишина, и снова тугие мысли, разбавленные сладостными парами нежности и любви.
Осмеливаюсь:
— Бауэр… Вы, наверно, уже слышали о нем?
Немного помолчал, но все же ответил (хотела взглянуть в глаза, однако не поддался):
— Да.
— И Вы тоже думаете, что я могла быть в том замешана?
Не удержался, движение — колкий, резвый взор в очи:
— Мне неважно. Но если и так, то я… благодарен. Генрих, Командор наш, уже сообщил мне, что буквально вчера нашли доказательства измены. И среди зачинщиков — и сам Фон-Нейман. Так что… хоть человек, хоть сам Бог или дьявол, кто бы его не остановил, я безмерно рад тому. Ведь иначе… не быть мне больше рядом с Вами… Да и друг бы мой верный пострадал. Посему… Анна, не стоит возвращаться к этой теме. Что было, то было, а какова подноготная того — пускай Господь судит, а не я. Согласны?
Несмело закивала головой, едва сдерживая радостную улыбку.
И вновь прильнуть душой и телом к своему возлюбленному. И вновь слиться с ним воедино своей судьбой.
— Анна, — нервно сжал мои руки в своих ладонях. Взволнованный взгляд то на наше сцепление, то мне в глаза. — Я бы очень хотел Вас попросить… остаться на Бальге. Конечно, с Вашей сестрой Нани. Я, искренне надеюсь, что ей здесь тоже понравится и найдет чем заняться. Нет… я не прошу вновь иметь дело с Хорстом. Вполне понимаю Ваши мысли и вероятный отказ, однако… Анна.
Смущенно рассмеялась я. Взгляд из-под ресниц.
— Конечно, согласна, Генрих. О другом не может быть и речи. Иначе, уж слишком много мне придется бегать из Цинтена сюда, и это… вряд ли уже останется незамеченным. И никакой Хорст меня не напугает, ни собой, ни своими недалекими нападками. Тем более что после Бауэра, он и вовсе стал меня изо всех сил сторониться…
Время для меня на Бальге летело незаметно. И пусть дни я проводила в приюте (негоже все же растрачивать зазря свой "дар"; а Нани — на кухне при доброй, заботливой Фреджи), вечера мы проводили с Генрихом вместе. Тайно, украдкой, словно воры — в саду, в пустующих, что редко проведывались даже прислугой, погруженных в полумрак, комнатах, в его кабинете, в библиотеке, — мы коротали время в томных разговорах, рассуждениях, порой, и пылких спорах.
Да только беда не спит, беда поджидает, и, едва расслабишься, едва уверуешь в то, что рай на земле все же существует, как вдруг — бах… и началась новая кутерьма, началось новое душетерзание.
Людское безудержное
Меня же эта тема просто убивала, бесила, доводя до белого каления и злобного чертыханья себе под нос, хотя… все еще молчала для виду и покорно кивала головой. Однако апогеем всего это массового помрачения умов стало внимание, слова Фреджи. От кого, от кого, а от нее не ожидала. Да, она всячески заботилась и опекала обоих нас, однако ее суждения всегда были трезвыми и толковыми, а тут, словно и ее эта хворь дурная коснулась.
— Шестнадцать — самый нужный возраст. Или во сколько, ты думаешь, она будет рожать? Или в девки старые пусть идет? Мается, вон как… ты.
Стыдливо переминаюсь из ноги на ногу. Взор уткнуть в пол.
— Пожалуйста, Фреджа. Давай оставим это ей решать.
— Что ей? ЧТО ЕЙ? Хочешь, чтобы нашла себе какого нечестивого соблазнителя — и всё, прощай, честь, прощай, светлое будущее? Так?
Еще рачительнее (виновато) прячу взгляд. Молчу.
— То-то же. То-то же, Анна! Думай, пока есть время и есть выбор. Может, не с Бальги, а из Цинтена кто на примете есть. Думай!
…
Прознала. Не знаю, кто как где проболтался, услышала ли, или, вообще, стали осаждать уже непосредственно ее саму, но вылетает из кухни, стремительно нападая на меня словесно, прямо около пациента, которому я перебинтовываю руку.
— Т-ты, т-ты не посмеешь! — заикается, дергается нервно на месте, тычет на меня пальцем, гневно махая. — Не посмеешь! Я не пойду! Я убегу! Но этого никогда не будет!
— Ты что орешь? — рассерженно рычу, оглядываясь по сторонам. Живо завершить манипуляции с хворым, тотчас схватить за локоть девку и потащить за собой в коридор, а там и в коморку.
С вызовом, гневные взгляды вдруг другу в глаза.
— Что ты орешь? Что случилось?
— Это — правда?! — уже более сдержанно рычит та. — Ты собралась меня замуж выдать? Да?
— Да кто тебе эту чушь сказал? — искренне удивляюсь.
— Да уже не первый раз слышу! Думала, сквернословят, старческое безумие нахлынуло на этих квочек. Но нет! Теперь даже Фреджа намеки стала бросать!
— Фреджа? — не верю своим ушам. Но вмиг совладать с собой. Глубокий вдох — и продолжаю, — не слушай их. Пусть, что хотят говорят — мне всё равно. И тебя не должно это волновать. Придет время — выйдешь замуж. И пусть тебе будет хоть эти же шестнадцать, или уже все сто! Плевать… кто что говорит. Пусть за собой следят и о своих детях думают. А я тебя… какому-то идиоту отдавать не собираюсь. Найдешь кого достойного, милого сердцу — и вперёд. Не мне за тебя решать. Потому что тебе потом с ним жить. Тебе, а не мне. А деньги, власть, достаток — видела я всё это, с лихвой. И ни капли там счастья не было. НИ КАПЛИ! — уже более спокойно, — расслабься и живи дальше. А будут доставать — мне скажи, я поговорю, так уж и быть. Раз сами до этого не могут додуматься.