Шальная звезда Алёшки Розума

Христолюбова Анна

Однако недаром говорят, что благие порывы порой ведут прямиком в адскую геенну: вскоре после свадьбы выяснилось, что мало того, что молодая жена блудлива, как кошка, она ещё и пила запоями. И теперь Елизавета, которую мучило чувство вины перед мужем бедовой родственницы, была вынуждена разбирать постоянные их жалобы и склоки.

— Я, конечно, им отпишу и Дуньку как следует выбраню. Была б она здесь, и по щекам бы нахлестала, да только сие столь же бестолково, как лечить падучую розгами, — сердито проговорила Елизавета.

— Запойная страсть, всё одно, что падучая, та же хвороба, —

отозвалась Мавра сочувственно. — Сама не пройдёт. Лечить надобно.

— Да как же её вылечишь? — Елизавета вздохнула.

Прасковья, до сих пор молчавшая, оживилась:

— Всего вернее знахарку найти, чтобы травками да заговорами её попользовала. Тётки моей деверь тоже пил, ровно слон персиянский, жёнка его много лет маялась, а как он с пьяну её чуть не зарезал, так ворожейку нашла. Она питуха каким-то снадобьем опоила, он, правда, с того зелья чуть Богу душу не отдал, зато уж третий год на вино даже смотреть не может.

Обе, и Елизавета, и Мавра, изумлённо уставились на подругу, и та, смутившись, покраснела.

— Видно, только сие и остаётся. — И Елизавета с досадой смяла письмо и бросила на бюро.

– ------------------

[95] Марта Скавронская — так звалась императрица Екатерина Первая до крещения в православную веру.

* * *

В мутном кабацком чаду в самом тёмном и дальнем углу сидели двое. Пожилой господин в небрежно стянутом лентой парике — рослый, широкоплечий, похожий на здоровенного медведя — тянул из большой оловянной кружки пиво, по-кошачьи жмуря внимательные цепкие глаза. Его собеседник — невысокий, стройный, совсем юный, в надвинутой до самых глаз треуголке — заметно нервничал: ничего не ел, не пил и опасливо косился на шумевших за соседним столом хмельных мужиков.

— Вы сильно повзрослели за те пять лет, что я не видел вас, — проговорил, наконец, пожилой. — Не бойтесь. Рядом со мной вам опасаться точно нечего. Может быть, поужинаете?

— Если можно, ваше превосходительство, давайте не будем затягивать нашу встречу. Мне было непросто незаметно ускользнуть и хотелось бы вернуться до того, как моё отсутствие станет явным.

— Как вам будет угодно, дружочек… Признаться, я был удивлён, получив ваше послание. Зело удивлён. И как это вы вспомнили обо мне, старике?..

— Я хочу предложить вам уговор… — Молодой нервно сглотнул. — Я помогу вам, а вы за то выручите меня…

— Поможете? Чем же? — Пожилой посмотрел с интересом.

— Отправить в монастырь цесаревну Елизавету Петровну.

Пожилой глянул внимательно, однако удивления не выказал.

— Вы с детства отличались острым умом, — усмехнулся он. — Гораздо большим, нежели ваш брат. Что ж, я с радостью воспользуюсь помощью.

— Но вы не спросили, чего я хочу взамен…

— В том нет нужды, я это прекрасно знаю.

— Даже так? Вы хорошо осведомлены, ваше превосходительство. — Молодой дёрнул уголком рта, должно быть, изобразил усмешку, но лицо осталось напряжённым и бледным.

— Служба такая — всё обо всех знать, — добродушно рассмеялся пожилой. — Да и страсти людские весьма однообразны: сребролюбие, тщеславие да вожделение — вот те киты,

на коих мир человеческий стоял, стоит и будет стоять до скончания века… Значит, уговор? Услуга за услугу? Не скрою, ваше предложение как нельзя кстати. Вы, словно светлый ангел, появились очень ко времени, дружочек… Её Величество весьма раздражена поведением двоюродной сестрицы и ищет повод, чтобы избавиться от неё. Скажу сразу: повод этот должен быть значительным. Бабьи пересуды не годятся. Ваша задача — найти его и сообщить мне. Дело сие зело непростое, как я полагаю — при дворе Её Высочества нынче слишком мало людей. Все у всех на виду… Так что вы должны быть весьма осторожны. Ведь вам придётся стать моими глазами и ушами во дворце. И докладывать обо всём, что услышите и увидите, даже если то покажется вам неважным. И главное: вы должны копировать или хотя бы прочитывать всю корреспонденцию, что присылают Елизавете.

— Я постараюсь, ваше превосходительство.

— Я должен знать всё, что происходит во дворце — все интриги, конфликты, образ мыслей Елизаветы и её приближённых. Разумеется, у меня есть свои люди среди прислуги, но это совсем не то, что человек из её окружения.

— Я сделаю всё, что смогу, ваше превосходительство.

— Вот и славно, дружочек. Я рад, что не забываете старика, всё же мы с вашим батюшкой большими друзьями были. — И он ласково похлопал собеседника по руке.

Глава 11

в которой все гадают, гуляют и развлекаются

В канун Аграфены-Купальницы ранним утром возле дворца появился странный человек. Он подъехал к крыльцу, когда Елизавета со всей свитой вышла, чтобы идти к обедне. Подъехал верхом на великолепном вороном коне. Собственно, на коня-то она в первую очередь и обратила внимание, изумившись, что крестьянин едет на такой прекрасной лошади, но, взглянув на всадника чуть внимательнее, переменила мнение — этот человек был явно не из селян.

Незнакомец оказался весьма необычен на вид — смугл, черноволос, с короткой, очень густой кучерявой бородой. И одет не так, как одеваются здешние землепашцы — красная рубаха, широкие порты и атласная безрукавка, вышитая серебряной нитью по низу и полам, на ногах не лапти, а высокие сапоги, на голове странный убор — круглый с небольшими полями и плоским дном.

Увидев Елизавету, он соскочил с лошади и низко поклонился, однако шапку свою почему-то не снял.

— Государыня, — у человека был низкий, звучный, очень красивый голос, — милости прошу: дозволь моему табору на твоей земле пару дней постоять. Коням роздых дать.

— Кто ты таков? — Елизавета рассматривала его с интересом.

— Меня зовут Григорий Соколов, я глава табора халадэ рома, кочую на Волгу. Дозволь на твоей земле остановиться, государыня.

Говорил он по-русски чисто, но как-то непривычно, совсем не так, как разговаривают в Москве и Петербурге.

— Государыней положено называть Её Величество, императрицу Всероссийскую, — ответила Елизавета, услышав во второй раз опасное обращение. — Ко мне же следует обращаться «Ваше Высочество». Хорошо, можешь стоять, сколько хочешь, только людей моих не обижай.