Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Дик Филип Киндред

Как понимаю, вы думаете войти в деловые отношения с мистером Кристианом Харманом, который владеет фабрикой пластинок, что на углу 25–й улицы. Я кой–что знаю о делах такого рода и советую быть осторожнее, поскольку мистер Харман не достоин уважения. Я бы подписался, да только мистер Харман больно хитер и засудил бы меня. Однако я знаю, о чем говорю. А еще мне жаль, что вы продали свою мастерскую.

Подписи под письмом не было.

Небось это Эл состряпал? — спросил себя старик. Он стал хихикать, перечитывая письмо. Вот ведь какую шутку выдумал Эл;

он представлял себе, как Эл отыскивает старую пишущую машинку, чем старее, тем лучше, чем грязнее клавиши, тем лучше, а потом напрягает мозги, как это изложить, чтобы письмо так мало походило на его обычный стиль, как только возможно. Чтобы оно звучало так, словно его написал какой–нибудь неграмотный оклахомец или, может быть, ниггер; да, подумал он, так, словно его нашлепал какой–нибудь цветной.

С другой стороны, подумал он, может быть, это письмо не от Эла; может, уже все на свете проведали, что он ездил в округ Марин и осматривал «Сады округа Марин». Слух распространился среди всех лавочников с авеню Сан–Пабло.

Подумав об этом, старик почувствовал злость. Какое им дело? Может, они завидуют, подумал он. Возмущаются, что он вот–вот вырвется из этого захудалого района. Может, это Бетти из лавки здоровой пищи. Чем больше он об этом думал, тем больше ему казалось, что это как раз такое письмо, которое написала бы Бетти со своими докуками и заскоками. Пожалуй, схожу–ка я туда, подумал он. Покажу ей письмо и заставлю признаться, что это она его написала.

Они что, все обо мне судачат? — недоумевал он. Собираются вместе и перемывают мне кости? Черт бы их побрал, подумал он. Он злился на всех разом, на всю их шайку.

Но предположим, что его написала не Бетти. Тогда, показав ей это письмо, он будет выглядеть дураком. Лучше никому его не показывать, даже Элу, просто на тот случай, если Эл тоже его не писал.

Но потом к нему явилось новое ощущение; оно проникало в него так постепенно, что сначала он его не замечал.

Ему было приятно думать, что о нем все говорят.

Конечно, так оно и есть, решил он. Слух распространился. Это Эл его распустил. И письмо это доказывает.

Слухи всегда распространялись по этой улице быстро, от одной лавки к другой. Слухи и сплетни о делах каждого.

Покинув офис, он вышел на улицу и прошел по тротуару. Чуть позже он уже открывал дверь в лавку здоровой пищи, одновременно приветствуя Бетти.

— Здравствуй, Джим, — сказала она, вставая и направляясь к кофеварке. — Как ты сегодня?

— В порядке, — сказал он, устраиваясь в углу.

Внутри были еще две посетительницы, незнакомые женщины средних лет. Он осмотрелся, но вокруг не было никого, кого бы он мог узнать. За исключением, конечно, Бетти.

— Что–нибудь к кофе? — спросила Бетти. — Булочку?

— Идет, — сказал он, поворачивая свой табурет так, чтобы видеть вход в мастерскую. — Слушай, — сказал он, — ты слышала обо мне, верно? О том, что я сделал?

Бетти остановилась у полки с булочками.

— Ты говорил, что продаешь свою мастерскую, — сказала она.

— Слушай, —

сказал старик, — я купил другую.

На морщинистом старческом лице выразилось удовольствие.

— Я рада, — сказала она. — Где?

— В округе Марин, — сказал он. — Новую. Вкладываю огромные деньги, больше, чем получил за старую. Мне это по секрету посоветовали. Само собой, пока не могу сказать тебе точно, где он. Со временем узнаешь. Такие дела быстро не делаются.

— Я очень рада, — сказала она. — Очень за тебя рада.

Принимая от нее чашку кофе, старик сказал:

— Полагаю, ты знаешь этого парня, Криса Хармана. Он всегда пригоняет ко мне свои машины, ездит на «Кадиллаке» пятьдесят восьмого года. Очень хорошо одевается.

— Может, и видала, — сказала Бетти.

— Я тебе вот что скажу: я очень сильно рискую, — сказал старик. — По–настоящему рискую. Рискованное дело. — Он чувствовал все большее И большее возбуждение; слова выпрыгивали едва ли не быстрее, чем он успевал их проговаривать. — Мне надо следить за этим парнем, за Харманом. Многие не захотели бы испытывать судьбу. — Он подмигнул Бетти, но та смотрела на него, ничего не понимая. — Такая уж у него репутация, — сказал он.

— Что за репутацию ты имеешь в виду?

— Многие думают, что он первостатейный мошенник, — сказал старик.

На лице у нее отобразилась тревога.

— Джим, — сказала она, — будь осторожен.

— Я и так осторожен, — сказал он со смешком. — За меня не беспокойся. Он действительно известный мошенник. Многих ободрал как липку. Может облапошить и меня. Я не удивлюсь. Это может случиться. — Он громко рассмеялся; теперь ее лицо выражало беспокойство, смешанное с возбуждением. — Может, я закончу тем, что останусь и без мастерской, и без денег, — сказал он. — Разве это не ужас? А ведь такие вещи случаются; в газетах о них пишут каждый день.

— Джим, будь осторожен, — сказала Бетти. — Смотри, что делаешь. Ты годы потратил, чтобы заработать то, что у тебя есть.

— Ох, уж он–то может до меня добраться, — сказал старик. — Такой пройдоха. — Он отпил еще кофе, потом опустил чашку. — Мне надо обратно, — сказал он. — Я только заглянул, чтобы поделиться с тобой новостью. — Осторожно поднявшись на ноги, избегая любых слишком резких движений, он направился к двери. — Если увидишь меня с оловянной кружкой, — сказал он, задерживаясь у двери, — то будешь знать, в чем дело.

— Обязательно все как следует обдумай, — говорила Бетти, пока он закрывал за собой дверь ее лавки.

Все они обо мне судачат, думал он. Знают, что я могу лишиться всего, что имею. Это предоставит им тему для разговоров на долгое время. Знают, что Харман выдающийся мошенник, настоящий профессионал; таких можно вычислить по манере одеваться, по дорогой одежке. По пошиву да по машине; глянь на «Кадиллак» 1958 года, на котором он ездит. Ничего второсортного, подумал он. И дом, которым он владеет, и его деловые связи и предприятия; у него ведь все схвачено. В самом деле, большой человек. Важный бизнесмен.