Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

Дик Филип Киндред

Когда он ставил вторую пластинку, пришел Боб Посин.

— Ну и шумишь ты тут, — сказал он. — Аж на первом этаже слышно. Это в эфир не попадет?

— Нет. — Джим упал духом — он успел полностью забыть о существовании Боба Посина.

— Патриция здесь?

Тут вошла Пэт.

— Где ты был? — спросила она.

— Работал. Разбирался с материалами по картофельным чипсам «Грэнни Гус».

Он произнес это со злостью.

— Я никуда не иду. Уже поздно. Поверь,

ты и сам не захочешь сегодня со мной куда–то идти. Я перепила. Единственное, чего мне хочется, — это добраться до дому. Давай в другой раз. Она ведь там еще целую неделю будет, не меньше. А не успеем, так она все равно еще приедет.

Она села, положив пальто и сумочку на колени. Действие выпивки начинало сказываться. Лицо у нее стало как восковое.

— Так что иди, оставь меня. Хорошо?

— Давай я тебя хотя бы домой отвезу, — предложил Боб, не двинувшись с места.

— Ты когда–нибудь видел, как женщина выблевывает девять порций выпивки?

Посин откланялся:

— До завтра. Спокойной ночи.

— Не подходи ко мне, — сказала Пэт, когда к ней приблизился Джим.

— Уж меня ты не удивишь.

Джим повел ее вниз, к себе в машину.

Она шла, медленно переставляя ноги, опустив глаза. В вестибюле она остановилась, и, как он ни старался, ему не удалось сдвинуть ее с места.

— Мне страшно, — сказала она. — Не поеду я с тобой — я пьяная. Я знаю о твоих чувствах ко мне. Видит бог, Джим, не могу я с тобой ехать. И не спорь! Я серьезно. Ты меня знаешь — если я что решила, значит, так и будет. А если я отключусь — нужна я тебе такая? Не этого же ты хочешь? Я здесь посижу.

Осторожно ступая, она подошла к стоявшему в вестибюле старому, видавшему виды, замурзанному дивану и стала возле него.

— Поезжай, — сказала она. — Христом–Богом прошу, оставь ты меня!

Он вышел на тротуар и прошел квартал мимо баров и закрытых магазинов до бокового входа на автостоянку радиостанции. Обходным путем он вернулся к Маклолен–билдингу. На парковке Пэт пыталась завести свою машину. Фары горели, и после каждого неудачного запуска стартера свет тускнел до едва видимой желтизны.

Он с жалостью смотрел на нее из темноты. Дверь машины была открыта, Пэт склонилась над рулем, положив на него руку, пальто упало на пол, к ногам. Она плакала, это было слышно издалека. Наконец двигатель завелся, фары вспыхнули. Пэт захлопнула дверцу, включила передачу, тронулась и тут же въехала в машину, стоявшую перед ней. Раздался резкий металлический скрежет столкнувшихся бамперов. Двигатель замер, Пэт застыла, закрыв лицо рукой.

Он подошел и убедился в том, что никаких повреждений нет. Только царапины на обоих бамперах. Никто

и не заметит. Он открыл дверцу.

— Дорогая.

— Не пущу, — проговорила Пэт.

Она сидела, вцепившись в руль, с окаменевшим лицом фанатички — очень редко, но иногда оно у нее становилось таким. Она была в ужасе и от того, что натворила, и от появления Джима. Вероятно, думала, что разбила чужую машину.

— Послушай, — сказал он. — Я не хочу, чтобы с тобой что–нибудь стряслось. Тебе нельзя сейчас садиться за руль. Убьешься ведь.

Она кивнула.

— Давай я отвезу тебя домой. Не буду я к тебе заходить. Оставлю машину у дома и уйду.

— А как ты вернешься сюда? К своей машине?

— Прогуляюсь. Или такси возьму.

— Нет, так не пойдет.

— Тогда давай тебя домой на такси отправлю.

— Не надо. — Она ухватилась за его руку, впившись в нее ногтями. — Там темно. Я не хочу туда. — На ее щеках блеснули слезы. — Как страшно жить одной. Я вынуждена выйти замуж за Боба Посина — разве ты не понимаешь? Не могу я одна жить. Просыпаться одной по утрам, одной ложиться спать, есть в одиночестве — не могу.

Опершись коленом о сиденье, он обнял ее и притянул к себе. Целуя ее, он сказал:

— Тогда поехали ко мне.

Какое–то мгновение — длиной с одно дыхание — казалось, что она согласилась. Но все же, не отстраняясь от него, сказала:

— Не могу.

— И что же делать?

— Я… не знаю, — уныло сказала она.

Слезы падали ему на лицо, щекотали нос.

— Не надо было разрешать тебе оставаться у меня на ночь. Я не могу так больше, мне нужен кто–нибудь.

— Кто–нибудь! — разозлился он.

— Ну, ты. О боже. Ладно, вези меня к себе, ляжем в постель и покончим с этим. Поторопись, — отпрянув, она сделала усилие, чтобы освободить место для него. — Поехали. Отвези меня. Я устала, сдаюсь.

Он вздохнул.

— А знаешь что, — вспомнил он. — У меня есть двое друзей. Молоденькая пара.

Она повернула голову и посмотрела на него. Он физически чувствовал силу этого взгляда, устремленного на него в темноте.

— Вчера вечером они пригласили меня на ужин. Может, зайдем к ним, посидим немного? Ты и протрезвеешь. Давай? Они хорошие ребята. Бывали у нас на радиостанции. Ты их, наверное, видела как–нибудь.

Пэт ничего не сказала. Но он понял, что внутри ее происходит мучительная борьба.

— Она беременна, — сказал он. — Ей семнадцать лет. Парню восемнадцать. Живут в старенькой квартирке в Филлморе. У них совсем нет друзей, с родней поссорились. Денег у них тоже нет, они будут рады, если к ним кто–нибудь заглянет.