Шаманы крови и костей

Субботина Айя

– Это будет твое слово против его, - вслух рассуждала таремка. Пальцы запутались в кистях шолкового покрывала, а мысли - в паутинах интриг. Не успела домой воротиться - а уже влезла по самую глотку в болото.
– Но против тебя будет пять голосов, минимум, и это скверно. Если бы вышло взять Фиранда за жабры, чтоб его слово перекрыло решение...

– Проще Велашу в глаз шилом ткнуть, чем найти Ластириковские промахи. Катарина за братцем хорошо прибирает, того не отнять.

Миэ фыркнула.

– Не бывает такого, знать бы, где искать.

Отец пятерней пригладил седые остатки волос. Таремка подивилась,

увидав на его висках глубокие залысины.

– Ты с Шаамом дружбу водила, - сказал он как-то невпопад.

Волшебница насторожилась. Этот род отец упоминал уже дважды за их разговор, хотя прежде о Шаамах не заикался. Военачальник, нужно отдать ему должное, совершил дерзкий поступок, осмелившись напасть на императорский замок, но Миэ видела в нем лишь дань глупости и тщеславию. И верную смерть Арэна.

– Говори уж, если начал, - подстегнула родителя Миэ.

– Не водись с ним больше, больно прыткий он. Лезете поперек других, куда его не приглашали.

– Если Тарему так нужен императорский трон, так пусть бы Совет девяти решил идти на дасирийцев войной.
– Миэ сразу поняла, куда клонит отец. Наверняка, лордам-магнатам не понравилось, что какой-то дасирийский военачальник, без их дозволения, решил отстоять справедливость. Тарем и Дасирийская Империя давно состояли в союзе, но в последние годы все императоры прислушивались к мнению Совета девяти. Станет ли их слушать самопровозглашённый император? Шаам всегда стоял за старые традиции, и то, ради чего он отправил Арэна в Северные земли, говорило в его пользу. Но в Тареме о том не знали. А Миэ не могла выдать секрет, не получив на то согласия.

– Думаю, шакалу не повредит, если его пару раз хорошенько погладят против шерсти, - добавила она.

– Шиалистан ищет наследников Гирама, - сказал отец.

– И ты что - веришь в эти сказки?
– Миэ позволила себе злой смех.
– Он время тянет. Меня не было в Серединных землях больше месяца, но даже я понимаю, что Шиалистану меньше всего нужно находить тех, ради кого ему придется подвинуть задницу с золотого трона. И не говори мне, что все лорды-магнаты отупели и не понимают очевидных вещей.

– Некоторые члены Совета... считают, что пока не ясно, какой политики держаться с Рхелем, не стоит пускать кровь племяннику рхельского царя.

– Ты в их числе?
– Миэ молила богов, чтобы они вложили в седую голову родителя каплю благоразумия, хоть и понимала, что теперь ее молитвы ничего не отменят.

– Я считаю, что пришло время налаживать отношения со всеми соседями.
– Отец нарочно уклонялся от прямого ответа.
– Если поветрие опустошит Дасирийскую землю, некому станет прикрывать Тарем. Иногда нужно понимать, что не у бога за пазухой сидим, и рано или поздно, Рхель нас достанет. Ракел не дурак, он - расчетливая сволочь, и я не стану дивиться, если окажется, что все слухи о том, откуда взялось поветрие - правда.

– Я слышала разговоры, будто оно вышло из императорского замка.

Лорд Эйрат кивнул.

– Каждый дохлый дасириец рхельцам на руку. Хохотунья забрала уже трех военачальников первой руки и четырех - второй. Остатки их войск расползаются во все стороны, крестьяне обворовывают всякого, у кого есть чем поживиться. Часть западных границ некому защищать. А наши шпионы доносят, что дшиверци множатся, как кроли. Еще немного - и варваров некому будет сдерживать.

Знаешь, что станет, если им дать дорогу? Для каждого дшиверца Дасирия мила, как голодному - жареный гусь. Пусти только, покажи брешь, где проехать верхом можно - все!
– Он затрясся от злости, пальцы скрючила агония.
– Дасирия всегда служила Тарему щитом. Мы забыли, как обороняться, строили корабли вместо катапульт. А теперь этот щит трескается, и нам нечем прикрываться.

– Никогда такого не было, чтобы кто-то взял стены Тарема!
– Миэ поддалась злости отца. Ее кинуло в жар, к щекам прилила кровь.

– Так было много лет назад, Миэль. И пока мы тешелись тем, что пристроились в тылу у надежного охранника, Рхель копил войско и золото. Мы и глазом моргнуть не успели, как у трона императора оказался Шиалистан. И что? Где наши хвалены всевидящие соглядатаи, которые нюхом чуют подвох? Ракел надавал пинков Совету девяти, утер нос каждому мешку с деньгами. И мне, старому дуралею, тоже. И теперь Тарем не в том положении, чтоб кочевряжиться. Еще не поздно пойти на переговоры. Пока еще мы не растеряли все доводы, и можем торговаться на равных. Но рхельский царь не простит погибели своего племянника. Если бестолковый вояка пришибет шакаленка, Ракел объявит Дасирии войну. И Тарем окажется меж двух огней. Мы не в том положении, чтоб прикрывать срам нейтралитетом. И либо пристанем на строну Дасирии, и тогда Тарем падет, либо станем перед Рхелем на колени и будем проситься к нему в союзники.

– Дасирия выкарабкается, - стояла на своем волшебница. Слова отца больно прожгли ее до самого нутра, но какая-то часть таремки продолжала верить, что сказаны они от отчаяния и невзгод, и оттого преувеличены.
– Еще не дело в ноги Рхелю кланяться. Да я лучше коровий зад поцелую, чем позволю тебе совершить еще одну глупость.

– Мала еще, отцу указывать!
– Он грохнул кулаком по столу, но не рассчитал сил и тут же ухватился за ушибленную ладонь.

– Может, и мала, да только ухитрилась две битвы пережить, - огрызнулась Миэ.

И вышла, чтоб не наговорить глупостей сверх сказанного.

Катарина

– Я не стану тебе пособником, сукина дочь!
– Фиранд схватил со стола чернильницу слоновой кости и, что есть силы, зашвырнул ею в сестру.

Катарина едва успела отскочить. Чернильница встретилась со стеной, и разлетелась, оставив по себе черное пятно. Таремке стоило немалых усилий сдержаться. Сейчас, когда ей во что бы то ни стало нужно получить свое, с братом нельзя спорить. Нужно притвориться сытой гадюкой и ждать. Но свое получить обязательно, пока все не пошло насмарку.

– Тебе нудно успокоиться, братец, - убеждала она. Главное - ступать осторожно, словно идешь под дождем из стрел. Каждый неверный шаг станет последним, а сегодня Катарина уже имела неосторожность оступиться.

"И дернул меня харст за язык торопить его!" - ругала себя таремка, пока Фиранд метался по залу, словно голодный лев, почуявший кровь. Утром прибыл гонец с посланием от Эйрата, где тот просил встречи с человеком, которому хватило смелости назваться его братом. Эйрат умело пенял на то, что такое непочтение к костям его родича недопустимо. В придачу поведал о том, как тяжко он и его предки работал, чтобы получить каждый грош, и ему, как самому старшему мужчине рода, следует защитить не только золото, но и честь.