Шанхай. Любовь подонка
Шрифт:
— Ерунда. Расскажи мне еще что-нибудь.
— О чем?
— Не знаю… Мне интересно, чем иностранцы отличаются от китайцев. Вот видишь — у нас рога, у вас зеленые шапки…
— Ты умеешь считать по-китайски? Показывать на пальцах?
— Нет.
— Смотри. До пяти — как у вас, по количеству пальцев. А вот как показать шесть?
Я растопырил пальцы на левой руке и поднес их к мизинцу на правой.
— Вот… — улыбнулась она. — Видишь, неудобно. Обе руки заняты. А надо вот так.
Она изобразила нечто вроде жеста, каким показывают телефонную трубку или бутылку спиртного — кулак с оттопыренными мизинцем и большим пальцем.
— Семь, —
Я старательно повторял.
— Восемь.
Так изображают пистолет.
— Девять.
Согнутый крючком указательный палец.
— Десять.
Ли Мэй сложила крест из двух указательных.
— Вот это будет твое домашнее задание. Ты ведь задаешь студентам? Вот и тебе. Выучишь и покажешь мне в следующий раз.
«В следующий раз!»
Тихая сумасшедшая радость. Конечно. Обязательно.
Возле нас собралась кучка людей. Китайцы — люди повышенной, почти болезненной любопытности. Ссора двух старушек из-за пучка зелени на рынке, перебранка между водителями мопеда и автомобиля, лаовай, завязывающий покрепче шнурок на ботинке, собачка, тявкающая на прохожих, — вокруг всегда находятся благодарные зрители. Если же случается потасовка между двумя мужиками, — чаще всего это «схватка на пальцах», когда оппоненты трясут друг перед другом указательными пальцами, тычут ими в лицо и истошно орут, — толпа собирается самая внушительная.
Зрители внимают уроку счета на пальцах. Ближайший из них, дедок в кепке-маоцзэдунке, стоит почти вплотную. Вслушивается, приоткрыв рот, и пристально, точно подозревая в мошенничестве, разглядывает наши руки.
— Если сейчас кто-нибудь из них полезет практиковаться в английском…
Я начал заводиться, и Ли Мэй, прыснув от смеха, потащила меня прочь.
Почти бегом мы добрались до высоких стел в конце набережной. Вокруг памятника было почти безлюдно. На широкой гранитной плите блестели иероглифы. Несколько человек бросали монеты куда-то вниз — за ограждение, окружавшее небольшую площадку посредине.
Мы подошли ближе.
Сооружение походило на бетонный колодец. Внизу плескалась вода и виднелся деревянный островок, усыпанный мелочью.
— Там живут черепахи, — сказала Ли Мэй. — Если кинуть монетку и попасть, это хорошая примета: черепахи приносят долголетие.
В воде я разглядел несколько темных округлых силуэтов. Одна черепаха подплыла к островку, высунула из воды смешную голову и положила на мокрое дерево передние лапы-ласты.
Судя по оживлению бросателей монет, целились они как раз в черепаху. Легковесные цзяо [6] цели не достигали, и тогда в ход пошли увесистые юани. Когда одна из монет под восторженное «ай-я!» публики чиркнула по панцирю черепахи, та поспешила снова скрыться в воде.
6
Цзя — мелкая денежная единица = 1/10 юаня: бытует как в бумажном виде, так и в виде монеток, очень легких по весу.
— Будет жить долго… — сказал я, больше имея в виду расторопную черепаху.
За памятником, на реке, снова загудел теплоход. На этот раз долго и протяжно.
— Сколько ты хотел бы прожить? — вдруг спросила меня Ли Мэй.
Пожал плечами.
— Не знаю. Зависит
— Да, конечно, счастливо. Сколько?
— Иногда достаточно и одного дня. Такого, как сегодня.
Прежде чем она успела спросить что-нибудь еще, обнял и притянул к себе.
Она вздрогнула, на мгновение уперлась ладонями в мою грудь, как тогда, в автобусе, откинула голову, скользнула взглядом куда-то в сторону.
— Нет, здесь люди…
— Я знаю… — сказал я, склоняясь к ней.
Наши губы почти касались друг друга.
Сердце мое обмирало.
Руки Ли Мэй обняли меня за спину.
— Но люди… — сказала она опять, на этот раз едва слышно.
— Пусть смотрят…
Губы ее, теплые, чуть напряженные, слились с моими. Она закрыла глаза. Расслабляясь, ответила на поцелуй. Я гладил ее волосы, отрывался от губ и целовал шею, скулы… брал ее лицо в ладони, касался губами век, бровей, лба… вдыхал аромат ее духов, кожи, волос… смотрел на ресницы, на изгибы ушка, на тонкие волоски у шеи, не попавшие в собранный резинкой «хвост»… Сознание мое уплывало — я не видел ни зданий напротив, ни глазевших на нас туристов, не слышал сигналов машин и гудков с реки. Все исчезло, осталась только Ли Мэй — вкус ее губ, теплота дыхания, упругость тела…
…Мы не сразу заметили, что начало накрапывать. Стояли, обнявшись, вжимаясь друг в друга. Лишь когда дождь пошел сильнее, очнулись, одновременно посмотрели вверх, потом друг на друга и засмеялись.
Лицо Ли Мэй разрумянилось, по-детски совсем. Уши пунцово горели.
Она отвела взгляд, прикрыла глаза рукой. Покачала головой.
Небо проседало, наползая на пик телебашни. С той стороны реки тянулась серая бахрома дождя. Частые капли намочили плитку площади, рябью покрыли воду в черепаховой заводи.
Волосы Ли Мэй блестели от влаги.
— Бежим! — сказал я.
Держась за руки, забежали на веранду кафе. Сели за столик.
Сквозь мокрый пластик крыши виднелись темные пятна — голуби, сидевшие поверху, нахохлились, но не улетали.
Нам принесли кофе.
Румянец на щеках Ли Мэй почти угас, только уши краснели по-прежнему, как у ребенка.
— Все видели… — сказала она, вновь качая головой. — Что они подумают?..
Взял ее за руку.
— Это не их дело. Они если и видели нас, то в первый и в последний раз в жизни. Забудь о них.
— Я первый раз целовалась с парнем на людях…
— А раньше?
— Только один раз… В школе. Но никто не видел!
— Один раз?!
Ли Мэй кивнула, высвободила руку и закрыла ладонями лицо.
— Почему ты любишь меня? — спросила, не убирая рук.
— Потому что я люблю тебя. И я рад, что ты знаешь это.
Убрала руки, сложила их на столе. Внимательно и серьезно взглянула на меня.
— Конечно, знаю. Ты ведь поцеловал меня. И я поцеловала тебя.
«В ее возрасте, — вспомнил я, — у Инки уже было два аборта…»
— Ты знаешь… Не каждая девушка так сладко целуется второй раз в жизни. Это не комплимент, это правда.
Опять засмущалась, но, уже не пряча глаз, улыбаясь.
— Не у каждой девушки есть настоящий лаоши… Главное, чтобы он не ел много йогурта.
Я озадаченно вникал в смысл сказанного.
Она рассмеялась:
— Помнишь рекламу? Если ты вырастешь, как Яо Мин, твоя студентка не достанет до губ учителя.
Я перегнулся через столик и поцеловал ее.
— Учитель будет носить тебя на руках.