Шанхай. Любовь подонка
Шрифт:
— Нормально тут. Бывает хуже.
— «Нормально»… Кухня не та совсем… Племянник хвалил ваш Петербург. Красивый, говорит, и пустой почти. У вас людей мало, а работы много. Только еда плохая. Может, открою ресторан — будет и в Петербурге что вкусно поесть!
Под шоферскую болтовню я развлекаюсь тем, что сочиняю рекламный туристический проспект. Допустим, приедет в Питер — Шэнбидэбао по-китайски — и водила этот, с семьей, и племянник его, и еще чуток народу из местных… Обживутся, устроятся. Пройдет лет, скажем, пятьдесят… Миграция немного утихнет. Разве что потянутся в город в начале лета туристы, горящие желанием увидеть белые ночи. И будут они в руках теребить красочные буклетики, а там… Стиль, думается мне, с нынешних времен
«Один из красивейших городов Народной республики расположен на северо-западе страны. Город-легенда, открытый ветрам перемен — Шэнбидэбао, с населением более… (хм… сколько бы?.. ну, пусть будет средней величины город, так и быть!) пятнадцати миллионов человек.
“Северный Дракон Поднебесной”, — так романтично называют его сами жители.
Когда-то отсталый центр отдаленной провинции, известный лишь своими оросительными каналами и особым сортом риса, выведенного учеными по заданию партии для сурового местного климата, Шэнбидэбао уверенно шагает в будущее вместе со всей страной и народом. Ныне это один из современных центров экономики и культуры, где история тесно переплетается с современностью.
В этом легко убедиться, совершив прогулку по городу — пешую или автобусную. Однако советуют знатоки, лучше всего — проехаться на велорикше. Оросительные каналы, изрядно подпортившие стены зданий и весь городской облик, давно превращены в современные проспекты и линии надземного метро — скоростного «чэнгуй». Билет на поезд стоит от трех до пяти юаней, в зависимости от маршрута, но высокая скорость, тонированные окна и шумопоглощающие щиты мешают рассмотреть этот удивительный город в подробностях.
Присоединимся к знатокам и вместе с ними возьмем велорикшу, благо их в городе достаточно. Лучше всего сторговаться с проводником на Ции гуанчан — Площади Восставшего народа. Движение по центральному проспекту затруднено: на месте снесенного недавно Кашань цзяотан — старого буддийского храма, темным пережитком прошлого омрачавшего великолепие главной торговой улицы, ведутся строительные работы. К началу следующего десятилетия здесь планируется открытие крупнейшего в Евразии аквапарка. Воду для нужд комплекса предполагается забирать из канала «Чимогужэнь шуйдао». По легенде, канал был вырыт под руководством одного из основателей города — мудреца Чимогужэнь [12] , прославившегося трактатом о пользе ума. Знаменитые Летающие львы, по китайской традиции, охраняющие значимые места, будут установлены при входе в комплекс. Справедливости ради надо заметить, что наиболее ценные в историческом смысле религиозные постройки по решению КПК и просьбе ЮНЕСКО решено оставить. Так, со стороны Дасюэхэаньцзе — набережной местного Университета хорошо видно в лучах солнца золотую крышу Исацзи цзяотан — пагоды, стены которой помнят визиты императоров прежней династии. На крыше пагоды оборудована смотровая площадка, открывающая вид на Старый город и рисовые поля на островах. Удивительный по архитектурному исполнению храм построен на месте гибели странствующего императора-освободителя Поднебесной. Толпы туристов со всех концов света съезжаются в Шэнбидэбао почтить его память. О смене времен года жителям и гостям города напоминают знаменитый Сад лета «Сяцзиюань» и Дворец зимы «Дунгун», излюбленные места отдыха прежних владетелей государства.
12
Чимогужэнь — буквально: человек, который ест грибы.
Небольшая, но исполненная величия Вангунчан — Площадь перед Императорским дворцом — с развевающимся над ней Красным Знаменем, заставляет посетителей вспомнить о яростной освободительной борьбе народа за трудовое счастье. Пройдя по мосту Гунцяо на другой берег
13
Туцзы — буквально: заяц.
Проводимая по решению Съезда и под руководством компартии политика сохранения малых народностей благотворно сказывается на жизненном уровне коренного населения — народности элосы, составляющей около трех процентов от числа жителей города. Все возрастающий приток туристов способствует процветанию коренных промыслов: росписи деревянных дощечек и изготовления, забавных това — округлой формы деревянных кукол, помещающихся мал мала меньше одна в другой. Несмотря на расположение Шэнбидэбао — в приграничной зоне, специального разрешения на его посещение не требуется».
Жаль, что нет у меня с собой ни ручки, ни бумаги. Записал бы, потомкам пригодилось. С другой стороны — я так навострился, читая подобные тексты об исконных китайских городах в учебниках и путеводителях, что запросто могу насочинять еще.
— А ты как считаешь? Хорошие или плохие?
Пока я предавался футурологии, водитель ушел в недавнее прошлое. Как положено истинному китайцу и особенно — нанкинцу, шифу ненавидит японцев.
— Японцы — сукины дети, — убежденно заявляю я.
Я совершенно равнодушен к японцам. Вернее, они мне даже нравятся — своей открытостью, безбашенностью, жизнелюбием и легким сумасшествием, подчас доводящим до самоубийств. Зато шифу сияет.
Тема для многих больная: «из-за войны» — говорят китайцы.
— Японцев хорошо бы всех убить, — совершенно миролюбиво мечтает водитель, выруливая с моста. — Или чтобы они все утонули, ушли под воду на своих островах.
Я киваю и плету ему про русский корабль «Варяг», что на полном ходу таранил японские эсминцы и линкоры, отправляя на дно целые эскадры врага.
Так, беседуя о мире и дружбе народов, мы подъезжаем к набережной. Прошу проехать чуть дальше — там впереди есть магазин.
— Хорошо учиться, всегда идти вперед! — неожиданно выдает таксист по-русски, протягивая сдачу и чек.
— Пусть цветут сто цветов! — отвечаю ему по-китайски.
Обменявшись цитатами из Великого Кормчего, оба довольно смеемся.
Я пытаюсь объяснить, что меня зовут по-китайски так же, как Председателя Мао, но шифу не верит. Документов с собой у меня нет, а без них ничего не докажешь.
Останавливаемся у магазина, где я беру еще одну бутылку белого, на этот раз — «Dinasty». Горлышко узкое, пробку протолкнуть не получается, и я несу бутылку на набережную, через подземный переход. Народу сейчас там немного, даже продавцов не видать. Прохожу мимо вангоговских репродукций, стараясь не задерживаться на них взглядом. Не вспоминать.
Выйдя из перехода, устраиваюсь возле памятника мэру и долго ковыряю пробку ключом. Рядом со мной останавливаются какие-то люди и с интересом наблюдают за моими действиями.
Выковыриваю, наконец, остатки пробки, делаю хороший глоток и предлагаю зевакам присоединиться. Те как-то шугаются, испуганно втягивают головы, будто черепахи. Отходят, озираясь.
Кто-то фотографирует меня на мобильник. Чтобы не завестись и не начать буянить, поднимаюсь по ступенькам к парапету набережной.
Ветра почти нет.