Шанхай. Любовь подонка
Шрифт:
Перед глазами пляшет цветная мозаика, пальцы и лицо слегка покалывает. Пересохшее горло кто-то мягко, но настойчиво сдавливает.
Сделав пару неверных шагов, я приспосабливаюсь к новым ощущениям. По-индюшачьи вышагиваю из подворотни на свет.
Улица видится мне необыкновенно четко, словно я нацепил почти подходящие по диоптриям очки. Только все слишком плоское, как на панораме в музее истории города.
Вокруг меня задыхается вечерний Шанхай.
Мне нужно найти магазин.
Холодное пиво прямо сейчас.
Много холодного
Немедленно, или я сдохну.
Впрочем, сдохнуть я собираюсь уже давно.
И невесомым пеплом разлететься над городом…
Любимая
…Над городом плывут торжественно-праздничные, в белых парадных кружевах, высокие облака. Первая неделя мая, по-летнему жаркая.
Когда мы вернулись в Шанхай, я проводил Инну до гостиницы.
Постояли у входа.
За время обратной дороги — в самолете и такси — не перебросились и парой слов. Инка сидела возле иллюминатора — враждебно отстраненная, нацепив огромные, по нынешней дурацкой моде, темные очки.
Отвернувшись от меня, она смотрела на чуждые ей облака, чужую землю между ними — нарезки полей, кубики деревень и поселков, блеск каналов, нити дорог…
Выпивку в самолет я брать не стал: пора было возвращаться в нормальную жизнь. Коротая время в тесном мне кресле, пытался дремать или вяло рассуждать о чем-нибудь отвлеченном. О той же Инке.
Полупохмельные мысли с готовностью укладывались в шаблон — дороги, что разглядывала Инка, я сравнивал с линиями судьбы на огромной распахнутой ладони. Бывшая жена вглядывалась в них сквозь затемненное стекло, и из-за этого ладонь походила на крестьянскую, темную от земли и работы. Инна пыталась рассмотреть, прочитать, угадать, что ее ждет и почему все так вышло. Но чужая ладонь не поддавалась прочтению, скрывала свои тайны под облаками, путала хаосом сплетений, ослепляла вспышками солнца и заслонялась самолетным крылом, будто веером…
Чушь, какая, ведь ничего подобного Инка не думает. Она просто сидит рядом и без затей ненавидит меня. Женщинам нужна ненависть. Былая любовь не превращается у них в спасительную пустоту, как у меня. Им непременно нужно ее заполнить — ненавистью или хотя бы презрением.
Мы сидели и молчали: из пустоты ничего не бывает, и слова из нее не родятся тоже. Лишь у гостиницы решили сделать исключение.
— Зайдешь? — спросила Инна.
— Нет, поеду домой. Завтра на работу.
— Завтра я улетаю.
— Знаю. Я постараюсь подъехать. В аэропорт проводить не смогу, но на такси посажу.
Подхватила сумку, не отвечая.
Развернулась и пошла по ступенькам вверх.
Исчезла за крутящейся дверью.
Какое-то время я еще стоял и смотрел на затихающее вращение стеклянных лопастей. Служащий отеля, в красной униформе, курил возле входа и переводил взгляд то на дверь, то на меня.
Я глянул на часы. Через сорок минут у Ли Мэй закончится последняя пара.
Отошел к краю тротуара и поднял руку.
Такси
Тяжело опустился на заднее сиденье, придавленный недельной усталостью.
Все позади, — сказал себе, — все наконец-то закончилось.
Уже знал, что завтра провожать Инну не приеду.
У меня есть любимая женщина.
Отправил смску: «Я вернулся. К тебе и навсегда».
Ответа не было долго, лишь уже подъезжая к кампусу, получил короткое:
«Увидимся?»
Ждал Ли Мэй на скамейке неподалеку от общежития.
Еще не стемнело, но солнце уже скрылось. Розовые облака растекались по небу, точно подтаявшее фруктовое мороженое, отражались в стеклах административной высотки.
Суетливыми черными комками метались летучие мыши.
Ближе ко мне, над невысокими кустами с неподвижной листвой, сновали стрекозы, выписывая в золотистом воздухе неведомые мне иероглифы.
На траве сидели и лежали с книжками в руках студенты.
Из репродукторов на столбах вдоль центральной аллеи доносилась бодрая джазовая музыка.
— Привет!
Короткая юбка-шотландка, белая блузка и синий галстук с парой круглых значков на нем. Полосатые гольфы и легкие летние ботинки.
Села на скамью, рюкзак положила на колени.
Неизменный кролик Банни на лямке.
Я не смог удержаться от улыбки.
— Что-то не так? — Ли Мэй огляделась растерянно.
— Наоборот. Ты прекрасна. Только на школьницу очень похожа.
Кивнула.
— Знаю. Вчера с подругами ездила на Суцзяхуэй, целый день ходили по магазинам. Пару вещей купила, для поездки, еще косметики японской, в подарок. Расплачиваюсь, а продавщица и говорит: «Я, когда в школе училась, у меня и одного юаня не было, а вы вон теперь богатые какие!» Подумала, что я еще школьница.
Беззаботный ее тон смутил меня, я ожидал обид, капризов, холодности — чего угодно, только не обычной нашей болтовни. Но решил соответствовать.
— Я бы тоже так подумал, если бы сегодня тебя увидел в первый раз.
— Помнишь, я тебя приняла за студента? Вот, видишь… Мы хорошая пара.
— Выйдешь за меня замуж?
Ответила легко, с улыбкой:
— Конечно. У нас есть пословица: «С неба должен идти дождь, а девушка должна выйти замуж».
— Какой фатализм… А не боишься, что я, как твой двоюродный дядя, буду постоянно влюбляться и жениться? Я ведь уже был женат…
— Боюсь. Но когда человек боится, он осторожен и внимателен.
— Будешь меня охранять от других?
— Нет. Буду тебя любить больше других.
Только сейчас разглядел значки на ее галстуке — лобастая бычья голова и львиный силуэт.
— Наши знаки зодиака, — заметила мой взгляд, — хочу, чтобы они всегда были вместе. Ну и пусть, что плохо подходят друг другу. Теория и практика — разные вещи. Еще куплю значок с сердцем.
— Я тебе дам. И свое сердце, и значок. И сам приколю, можно?