Шанс даётся дважды
Шрифт:
– Скорую-то кто-нибудь вызвал?
– спрашивает парень у Ростислава. Только сейчас обратила внимания на соседа.
– Она к нам приедет нескоро.
Уже в автомобиле, когда моё любимое чудо прижималось ко мне, я только тогда сообразила, что не сказала слова благодарности этому удивительному мужчине.
– Спасибо, - сказала я Давиду.
– Ты спас моего сына.
Парень посмотрел меня и сказал хриплым голосом:
– А ты меня когда-то, Мила. Квиты.
Всю дорогу до города я проверяла пульс бабушки, как могла так и попыталась уложить её в машине на бок. Эти несколько часов были ужасом. Я молись всем богам,
У маленького были ожоги, у бабушки Маланьи инфаркт. Я подозревала именно его. Давид жестом показал, что он будет сидеть у операционной. А к нам с Глебом подошел хирург и попросил пройти в перевязочную. Я прижимала маленького. Он, притихший, гладил меня по голове и говорил: “Мамочка не плачь”. Да не плачу я, сыночек. Себе приказала, что расплачусь позже, когда Глебушка не будет видеть. Сыну оказали помощь, забинтовали руки. Врач шутил с сыночком.
– Ну что, боец, ты смотрю молодец, - говорил молодой хирург Глебу.
– Не плачешь, ты кем хочешь стать?
– Я пожарным.
– Почему именно пожарным. Почему не доктором?
– У вас профессия не... благодатная, ма, - обратился сын ко мне: - Помоги.
– Что? В чём помочь?
– Я отвлеклась на воспоминания о маме. Не понимала сути разговора врача с мелким. Посмотрела на улыбающегося доктора. Что же такого смешного сказал мой сын? И начинаю прокручивать их разговор. – Что именно, сыночек?
– Правильно сказал? Благодатная профессия? Или какая?
Какие у меня слова знает сына!
– Сына, надо сказать благодарная. Работа доктора ещё какая благодарная. Они же спасают жизнь. А это дорогого стоит.
– Правда?
– Ещё какая, моё любимое чудо. Вот смотри, как тебе сейчас помог доктор.
– Смотрю на бейджик и читаю Витас Эльясович. И вспоминаю, что Витас с латинского это жизнь. И озвучиваю сыну дальше: - Тебе сейчас Витас Эльясович перевязал раны. Так что работа ещё какая благодарная. Ты же скажешь спасибо доктору?
– Сын кивнул головой.
– Да и наша бабулечка другим докторам скажет спасибо, когда они ей помогут.
– Я очень надеюсь, что операция пройдет успешно. Не хочу потерять такого близкого мне человека, который столько для меня сделал.
Сын посмотрел на хирурга и сказал:
– Я подумаю.
– Над чем подумает малец?
– доктор прищурился и посмотрел на Глеба.
– Может, и буду доктором?
Выйдя из перевязочной, я увидела Давида, который всё ещё сидел на кресле возле операционной. Присела с ним рядом, а сыночка прижала к себе. Мужчина, похоже, меня не замечал и думал о чём-то своём.
– Кто-то выходил?
– я тронула Давида за рукав. Только тогда он обратил на меня внимание. И отрицательно покачал головой.
Время словно замерло.
Когда операция закончилась, нас пустили к бабушке, чтобы попрощаться. Я плача зашла в палату. Туман из слёз застилал мои глаза. Но через него я видела такого родного для меня человека, который спас меня в пучине моего отчаяния. И я понимала, что ей осталось, может, совсем немного. Но я не хотела этого. Она должна жить, что за несправедливость творится в этой жизни. Бабушка посмотрела на меня и предложила:
– Ты можешь принять мой дар, Мила? И я тогда смогу уйти спокойно.
–
– Зачем? Моя миссия выполнена. Возьми, Милочка. Ты сможешь. Он спасёт и тебя, и Глеба, - говорила бабушка с придыханием.
– Я не смогу.
– Не правда. Сможешь. Возьми и я уйду.
– Хорошо, я принимаю ваш дар.
– Умничка.
– Это были последние слова бабушки. Приборы запищали. Я не помню, как меня от бабулечки оттаскивали. Я кричала. Почувствовала, как в запястье впивается укол. И опять туман. Но он был серым. После в этом сне она мне объяснила, что будет меня учить справляться и принимать правильные решения.
глава 14. Иногда какими-то странными путями в жизни все налаживается само собой.
Даша
Сейчас готовлю ужин для Алана. Стою у плиты и вспоминаю.
Муж нашёл меня быстро - спустя три недели с моего побега из его дома. Как сейчас помню, пришла с работы после очередного дежурства. Не успела раздеться, как в дверь позвонили. На пороге стоял мой Алан.
Впускать я его не собиралась, но и держать на лестничной площадке тоже не дело. Мужчина как-то двадцать лет жил своей жизнью, а теперь пришёл и любите его да жалуйте. Он тот самый человек, который косвенно виноват, что я была выставлена из его дома без средств к существованию. Мне помогали становится той, кем я теперь являюсь, совершенно чужие люди. И Алана совсем не извиняет, что это его отец выгнал меня на улицу.
– Что ты хотел?
– спросила я мужчину. Мне совершенно не хотелось с ним любезничать.
– Как что? Воссоединение семьи, - отвечает Алан, а сам прожигает меня своими почти чёрными глазами.
– Какой семьи?
– Муж попутал берега?
– А ты не торопился, я смотрю. Двадцать лет через леса и поля шёл? Да? Или что?
– Он раздевает меня взглядом, хорошо, что руки не распускает.
– Даша, может, всё-таки попробуешь выслушать меня. Впусти, пожалуйста.
– Ну заходи. Выслушаю.
– Пропускаю в квартиру и параллельно наблюдаю за мужем, нравится ли ему моя двухкомнатная квартира. Пусть она не с евроремонтом и она служебная. Но, независимо от этого, всё в ней сделано с любовью.
Мы проходим с ним на кухню. Алан присаживается на диванчик. Я напротив него. Надо бы побыть радушной хозяйкой. Но мне совсем не хочется. А ведь Алан изменился, уже не тот… Красивый и совершенный. И его щетина на лице смотрится прям шикарно. Отвлекаюсь за рассматриванием моего мужа.
– Нравлюсь?
– Нет.
– И из вредности добавляю: - Побриться не пробовал?
Алан смеется и с наглым видом раздевает меня взглядом. И потом в какую-то долю секунды он приближается ко мне и накрывает страстным поцелуем мои губы. Я приказываю себе не отвечать ему. Никогда и не за что. Но сама непроизвольно растворяясь в поцелуе мужа. Его руки проводят линию от шеи до юбки и пробираются под топ. Я чувствую, как моё тело наливается желанием или, наверное не так, возбуждением, которое нарастает с каждым новым поцелуем мужа. Самой хочется прикоснуться к мужчине. Потрогать и почувствовать. Но мои руки безвольно повисают вдоль тела, которое становится словно не принадлежащим мне. Кто-то из нас издает стон. Он осязаем. Мы в унисон поглощаем его. Фантазия превращается в одну сплошную сказку. Любимый. Желанный. Столько лет жить одной? Глупая я женщина. Я чувствую себя потерянной, нет, не так, растерянной.