Шанс для рода Шустовых. Том 1

Кун Антон

Дел было много. Во-первых, в моем распоряжении было два кошелька, о содержимом которых я ничего не знал. Во-вторых, непонятная пачка бумаг.

Я поднялся, взглянул на перевязанное предплечье. На ткани выступило маленькое пятнышко крови. Судя по всему, рана была зашита хорошо и кровотечение останавливалось.

Достав из-под рубашки кошелек, полученный от девчонки, отвязал его и положил на тумбочку. Из кармана штанов выудил кошелек доносчика, значительно более толстый, и пристроил рядом.

Из-за пазухи достал перетянутую бичевой пачку

листов и взвесил ее в руках. Бумага была слегка влажная, но к счастью, чернила не расплылись от влаги.

Пачку я отложил за спину на кровать. Сначала разберемся с кошельками.

Я открыл кошелек воровки и вытряс на ладонь немного мелочи. Все монетки были медными. Пересчитав монетки, я получил сумму в пятнадцать копеек. Не слишком много, но заработная плата за три дня работы прачкой уже кое-что.

Оставив монетки лежать на тумбочке, я открыл второй кошелек.

На ладонь мне упало много медяшек, и одна серовато-черная монетка. Серебро! В груди приятно защемило, словно я отыскал клад.

Нумизматом я никогда не был, но где-то слышал, что серебряные деньги стоили в три – три с половиной раза дороже своего номинала в меди.

Я осторожно вытащил из кучки меди серебряную монетку и повернул к себе аверсом. На меня смотрел незнакомый мне человек с длинными кудрявыми волосами отчеканенный, к тому же, не слишком четко. По краю шла надпись неразличимая в темноте комнаты даже при зажженной свече.

Развернув монету, я уставился на переплетение каких-то палочек под прямым углом и надпись по краю «рубль». Ни привычного мне номинала, ничего. Будем считать, что рубль это просто один рубль.

Вот это уже было кое-что. Пересчитав мелочь, я прибавил к своему бюджету еще сорок копеек. Итого у меня было пятьдесят пять копеек медью и рубль серебром. Если перевести все на медь, то получится около четырех рублей. На это наверняка можно было снять комнату и прокормить и Лушку, и Ивана в течении месяца. А уж за это время на боях наверняка получится заработать.

Еще ожидались поступления от продажи оружия. Я усмехнулся, ощутив себя оружейным бароном. Наличность заметно подняла мне настроение.

Я сгреб все медные монетки в кучку и ссыпал в один кошелек. Серебряный рубль положил в другой.

Пришла пора распечатывать письма. Я не представлял зачем мне могут понадобиться чьи-то бумаги, но решил изучить их на всякий случай. Развязав бечёвку, я аккуратно развернул первый попавшийся листок. Разобрать почерк было сложно. К тому же слова были не всегда мне знакомые. Завитушки на буквах сильно усложняли понимание смысла написанного.

В первой строчке на листе стояла дата составления документа: «Составлено 3 июля 1723 года».

Я напрягся и прочитал первые два предложения в следующих строках. Сердце учащенно забилось, когда до меня дошел смысл.

В переводе на современный русский язык там было сказано:

«Записано со слов свидетеля тайным дознавателем. О местах пребывания сбежавших прихвостней

Рода Шустовых»

Я отложил листок в сторону и трясущимися от напряжения руками развернул следующий. И следующий. И следующий.

На всех пяти страницах было написано одно и тоже. Отличались только имена и места, где в последний раз видели людей, которые служили моему роду. Лично я их не помнил, но был уверен, что служили они моему отцу верой и правдой. Не зря ими так интересовались люди Корсакова.

Первым порывом было смять листы и сжечь, чтобы никто никогда не узнал этой информации. Но секундная слабость быстро прошла, и я понял, какие возможности дают мне эти записи. Я мог найти выживших и поддержать их. Для начала, хотя бы дать понять, что Род Шустовых выжил, а значит и они останутся при деле. Да, мне нужно было много чего сделать, прежде чем я смогу хоть что-то предложить этим людям, но мне казалось, что надежда тоже не пустой звук для них.

Вернувшись к первому листку, я стал внимательно разбираться с написанным. Понять было сложно из-за давно устаревших для меня слов, но я не отступал. Отступать вообще не в моих правилах.

Я аккуратно свернул и перевязал пачку листов. Нужно было придумать, где хранить эту информацию. Конечно, я прочитал и постарался запомнить все, что было написано, потратив на понимание текста кучу времени. Но не уничтожать же эти записи?

Первой мыслю было спрятать бумаги в комнате, но это был плохой вариант. Второй мыслю было передать их на хранение Анфисе Петровне. У нее наверняка был сейф. Вроде бы и все хорошо, но так как заведение принадлежало Корсакову, то я не был уверен, что тут бумаги будут в полной безопасности. Пусть мадам нас и не выдаст, но где гарантия, что владелец бизнеса не отстранит ее от управления и не получит доступ к содержимому сейфа.

Единственным верным решением было уничтожить бумаги. В конце концов запомнить название двух деревень, где скрывались беглецы, и пять фамилий не такая большая проблема. К тому же, Лушка наверняка их всех знает в лицо.

Я еще раз взглянул на названия и фамилии и принялся методично уничтожать улики. Бумага, подожженная от огарка свечи плохо горела, но через некоторой время мне все удалось. На полу осталась маленькая черная горстка пепла. Её я растер подошвой сапога и отправил под кровать. Почувствовав себя немного нашкодившим мальчишкой, я мысленно извинился перед матерью Ивана.

Все мои дела были заершены. Осталось только дождаться возвращения ребят. Я вдруг понял, что где-то внутри грудной клетки поселилась тревога. И это чувство не дает мне покоя уже какое-то время. Просто я задвигал его куда подальше и не обращал внимания, пока был занят.

Я достал часы и тупо уставился на часовую стрелку, показывающую четыре часа утра. Как же незаметно пронеслось время! Иван с Лушкой должны были вернуться пару часов назад.

Чувство внутри меня вопило о том, что с ними произошла неприятность.