Шанс на выбор
Шрифт:
– Поверить не могу, что упрашиваю парня дать мне хоть какое-нибудь общение. Почему ты не можешь хоть раз поступиться?
– Потому что не хочу чувствовать себя ущербным, не хочу ущемлять себя. Не хочу понимать, что моя девушка живёт с парнем. Не хочу понимать, что она может поцеловать его, даже если он гей и это только для подтверждения их отношений. Не хочу понимать, что они могут спать в одной кровати, не имея друг к другу влечения, важен сам факт их пребывания там. Не хочу каждое утро просыпаться и засыпать с мыслью: «А что, если они…». Это не отношения,
– Ты не будешь вторым.
– Зачем ты уговариваешь меня? Это я должен быть тем, кто проявляет к тебе интерес и внимание.
– Потому что ты важен и нужен… Я могу забыть про гордость.
– Ты видела меня пять раз за всю жизнь, и практически три из пяти ты не разговаривала и не знала меня. Формально, два, но если бы наш столик отслуживал кто-то другой, то было бы три.
– Это не мешает мне что-то чувствовать к тебе.
– Не мешает, но мне мешают твои отношения. Я не могу. Услышь меня: я так не могу.
– Друзья, Эйден…
– Не бывает таких друзей. Я не хочу поддаться соблазну, а это и есть соблазн.
– Я.. больше не могу что-то сделать. Наверно, ты прав, и скоро я это пойму.
Улыбка, которую она явно выдавливает силой, ничто иное, как злые шутки судьбы. Смотрю на отделяющийся силуэт Эммы, и не понимаю, что чувствую в этот момент. Словно совесть и желание уселись на плечи, и теперь шепчут на уши свои наставления. Желание метает гневные проклятия и говорит о том, какой же я идиот, а совесть поглаживает по голове, говоря, что так правильно. Но что на самом деле правильно?
Глава 5
Эмма
Прижатая спиной к холодной стене, я старалась не плакать, потому что это ничем не поможет. Это пройденный путь. За слёзы получу лишь вдвое больше. Даже дыхание оставалось ровным, либо я старалась держать его в прежнем ритме, пока сердце грохотало в груди.
– Ты снова опоздала, Эмма, – кряхтел мой папа. – А я говорил, что ты должна приходить не позже шести.
– Нас задержали на уроках, – голос не дрогнул, но вот-вот мог подвести.
– Это ложь, – вскрикивает он, за словами следует пощёчина, отрезвляя и без того трезвое сознание.
Кожа горит, но руки остаются в прежнем положении: по обе стороны талии. Я привыкла. Я снова вытерплю. Ещё немного, и это закончится, нужно лишь немного потерпеть. Мириться с положением было тяжело, но сейчас стойко переношу условия выживания. Я провинилась. Даже если не по своей вине, это не отменяет факта опоздания. Это за дело, – так я повторяла каждый раз, когда получала новую порцию так называемых воспитательных мер.
Глаза янтарным цветом светятся от ярости. Их переполняет гнев, наливает кровь и некая доля ненависти. В такие секунды чувствую себя ничтожной букашкой. Стоит издать звук, и прилетит ладонь, добавив ещё больше боли. Глаза прожигают слёзы, но я категорически запрещаю им обнародовать себя. Я практически не шевелюсь, превратившись
– С кем ты была?
– Я была на уроках.
– Брехня! – вылетающие слюни остаются на моём лице, я бы с удовольствием вытерла эту мерзость, но оловянный солдатик, которым являюсь сейчас при помощи силы давления руки и ноги папы, не позволяет это сделать.
Секунда, и отлетаю в сторону с такой приложенной силой, что начинает кружиться голова. Чудом удаётся удержаться на ногах. Рука горит. Её словно на живую вырывают из тела. Ещё немного, и она действительно оторвётся, если снова станет опорой для того, чтобы схватить и оттолкнуть в сторону.
– Ты плачешь! – рыча и ссутулившись, произносит он.
– Нет, – тут же отрицаю, но понимаю, что по щекам струятся слёзы.
Не оказываюсь оленем в свете фар, бросаясь к лестнице, чтобы добежать и скрыться в комнате, но запястье оказывается в жгучих тисках. Затылком ударяюсь о стену, и звук бьющегося стекла дребезжит по обе стороны головы. Это рамки. Стекло из них снова разбилось вдребезги, а деревянные оправы скорее всего могли треснуть из-за очередного удара о лестницу.
Жмурюсь и немного приоткрываю глаза.
Быстро скольжу взглядом по стенам с цветочным принтом, расписанным вручную и стираю капли пота со лба. Это не был удар о стену. Я упала с кровати и ударилась, тем самым, порождая воспоминания. За дверью шум, напоминающий сбор осколков с помощью веника и совка.
Поднимаюсь на ноги и выглядываю из-за двери.
– Я сегодня же куплю новую, Эмма, – подняв голову на скрип петель двери моей комнаты, Жак с сожалением смотрит на меня.
Обращаю взгляд к его ногам, и наблюдаю осколки моей бывшей любимой кружки.
– Прямо сейчас, – добавляет парень.
– Есть другие, – жму плечами, коротко улыбаясь.
Выпрямляясь, Жак окидывает меня быстрым взглядом синих глаз. Держа в одной руке совок, а в другой веник, он собирает остатки с пола и находит опору в наконечнике, словно эта хрупкая и неустойчивая вещица способна выдержать массу его тела.
– Я всегда говорил, что ты должна быть наглее и настойчивее.
– Какая есть, – говорю я.
– Давай же, Эм, это твоя любимая кружка. Ты почти не расстаёшься с ней, она всегда в твоей комнате. Потребуй её с меня. Ты должна сказать, что тебе нужна точно такая же, чтобы я оббегал весь город в её поисках, даже слетал на другую планету, если необходимо.
– Ты придаёшь этому слишком большое значение.
– Ты пытался, – вступает Алестер, проявляясь из ванной комнаты с полотенцем на бёдрах. На его губах играет легкая беспечная улыбка, которая говорит только об одном: они хорошо провели время, пока я спала.
Взгляд его серых глаз прикован ко мне. Я могла бы сказать, что дождливая погода – это мрачность и депрессия, но, когда заглядываю в глаза Алестера, думаю совсем иначе. Даже в полной темноте можно отыскать свой лучик света. Таковым является он – мой фиктивный парень, который ярче солнца, согревающего в морозные будни.