Шанс? Жизнь взаймы

Кононюк Василий Владимирович

Надо сказать, что в последние годы татары редко заглядывали в наши края. Дело в том, что к нам не вели битые дороги. Нужно было километров пятьдесят идти степью, что существенно уменьшало скорость движения татарского отряда. С другой стороны в наших краях к моменту появления людоловов все успевали отсеяться и налегке, с остатками припасов, спрятаться в лесах. Народ тут жил боевитый, а рыскать по непролазным, лиственным лесам в поисках стрелы вылетевшей из кустов… такие охотники жили не долго, поэтому и находилось их среди непрошеных гостей крайне мало. Также как желающих шакалить по брошенным хатам в поисках чего-то ценного. Все татарские загоны рвались на северо-запад, в густонаселенные районы, где еще не

все успевали провести весенний сев. Там была высокая вероятность захватить ценную и беззащитную добычу.

Тем не менее, никто в нашей деревне на авось не надеялся. Собирались быстро, бедному собраться, лишь подпоясаться. С собой забирали лишь то, что действительно ценно и может служить добычей грабителю. Никто не грузил столов и лавок. Большую часть глиняной посуды тоже оставляли в доме. Уже к полудню следующего дня груженые нехитрыми манатками возы, с привязанной к ним скотиной, потянулись через мост, на ту сторону реки, в леса Холодного Яра. Битая дорога обрывалась где-то посредине маршрута, дальше шли пеша, по тропинке, нагрузив себя и скотину. Чтоб все вынести приходилось делать несколько ходок. Затем возы разбирались и складировались недалече, а колеса, как самый ценный и дорогой элемент конструкции уносились с собой.

Своим работникам устроил временный партизанский лагерь на месте зимней вырубки, оно же было местом строительства самой верхней из запланированного каскада трех плотин высотой три с половиной — четыре метра каждая. Пока перевозили на лодке и на своем горбу инструменты, припасы и все необходимое, я объяснял бригадирам технологию строительства плотины. Поскольку мне никогда в жизни не приходилось строить плотин, пришлось творчески переработать технологию бобров и с уверенным видом внушать работникам свои идеи.

— Первым делом изготавливаете большое колотило, которым будете столбы забивать. На четыре руки. Знаете, о чем я речь веду?

— Да кто ж того не знает, Богдан. Кусок бревна по колено высотой, а к нему по бокам четыре палки крепим. Один хлопец столб держит, а двое берутся за палки и колотилом тот столб сверху забивают.

— Значит, подберете столбы, не тонкие, но и толстых не надо. Где-то как нога толщиной. Забиваете их через каждый шаг в дно ручья. Потом два шага отступили и второй ряд забиваете. А дальше просто. Поперек ручья кладете длинные ветки, тонкие деревца. Кладете перед столбами, чтоб они на них упирались, а сверху засыпаете землей. Так, чтоб плотина шириной не меньше четырех шагов была. Землю ниже по течению брать будете. Берега расширять станете сразу за плотиной. Там мы мельницу и пилораму потом поставим. А дальше вам все Павло расскажет, когда желоб деревянный ложить и на какой высоте. Он тут без меня старшим будет. Он вам и монеты вместо меня платить будет в конце каждой седьмицы, как у нас уговор был, чтоб вы меня не дожидались. Как тут закончите, ниже еще два места есть, где надо ручей городить. Так что без дела сидеть не будете. Пока ставьте шалаши, лагерь обживайте, думаю, вам здесь не меньше месяца жить придется.

— А вы когда вернетесь?

— Как татары домой отправятся, так сразу и вернемся, если будет на то Божья воля.

***

На следующий день, после полудня, дождавшись казаков атамана Непыйводы, мы единым отрядом выдвинулись к месту будущей засады. Сигнальные дымы еще не горели, опасаться было нечего. Наши битые гости, по сообщениям дозоров, в тот же день скрылись на левом берегу Днепра. Выехав по самому короткому пути сквозь Холодный Яр на битую дорогу, мы в приличном темпе зарысили в сторону переправы, где в далеком будущем вырастет город Кременчуг. До выбранной нами балки было километров сорок, но еще нужно в стороне скрытое место для лагеря найти, обустроиться.

Всего

собралось нас семьдесят два человека. По сравнению с предыдущей сшибкой меньше на двенадцать человек. Трое из четверых раненых остались в лесу, да и не только они. Тот поход был обязательным, свои дома защищали, всех до кого дотянулись, всех мобилизировали. Этот — поход охотников за зипунами, хочу иду, хочу в лесу с семьей остаюсь. Прошлая осень была удачной, мои разнообразные сетевые начинания давали нашим бабам неплохой приработок, на бражке, на полотне для маскхалатов, поэтому и недосчитались мы девятерых казаков. Зато будет кому дозор в летнем лагере нести, за порядком следить.

В отличие от большинства казаков, мои хлопцы уже побывали этой весной на месте будущей засады. Там мы дружно поработали, увеличив плотность колючих кустарников на отдельно выбранных склонах. Атаман дал нам наказ исходить из того, что спрятать придется человек двадцать на каждом склоне. Уже тогда он прикинул, что у него, кроме моих пацанов, будет под рукой не меньше пятидесяти конников, поэтому решил значительно усилить наш отряд лучниками. А это значило дополнительные маскхалаты и дополнительные самострелы. В результате у меня скопился целый арсенал. Тридцать семь обычных арбалетов и мой, фряжский, как его тут окрестили. Маскхалатов и того больше. Сперва Андрей скупил все полотно в селе и в ближайших хуторах. Затем наши хитрые бабы сообразили, что на такую халамиду, которую шьют себе казаки из их полотна и мешковина сгодиться. Открыв мне эту истину и разницу между вышеупомянутыми сортами домотканой продукции, они, напирая на дешевизну мешковины, впарили весь запас этого полотна неопытному покупателю. В результате, после того как все сшили, покрасили, сетки наделали, веток и сена навязали, то оказалось в наличии сорок шесть маскхалатов.

Все это стоило немалых денег. Керим с меня брал за каждую двухслойную деревяшку по пять монет серебром. Это было очень по-божески. Самый простой двухслойный лук стоил в Киеве на базаре не меньше десяти монет. Но с учетом массовости заказа мне удалось выторговать у прижимистого Керима приемлемую цену. Все остальное дерево стоило мне еще три монеты, хотя возни с ним было не в пример больше. Чтоб выполнить мой заказ дядька Опанас, кроме Степана, взял еще двух помощников, которым платил по две чешуйки в день. Полотно на халаты стоило монету серебром не считая всего остального. Крюки, наконечники, окантовка щитов железом, обувь и многие другие мелочи, все стоило денег. Кругом — бегом, в оснащение каждого своего бойца пришлось вложить около двадцати монет серебром.

Но оснащать казаков за мой счет мы с атаманом не договаривались поэтому, вспомнив госзакупки, отнес шестнадцать самострелов и двадцать четыре готовых маскхалата, атаману, потребовав с него за все это богатство, двести восемь монет.

— Ты что, Богдан, сдурел совсем, столько монет с меня драть за свои халамиды?

— Так считай сам, батьку. Самострел по десять монет и халамида по две, вот и выходит. И не с тебя я их деру. Ты с казаков, кто их получит, эти монеты обратно вернешь.

— Так не захотят казаки брать…

— Так пускай лежа стрелу с лука пустят и без халамиды в степи заховаются, чтоб не нашел никто. Тогда могут и не брать. Ты им пока так дай, в долг, а с добычи монеты вернешь.

— Хитрый ты, Богдан, чисто жид на базаре, а не казак. Ладно, иди, получишь свои двести монет, как добычу осенью продадим.

И кто из нас спрашивается жид? А сформулировал как хитро, — "когда добычу осенью продадим", читай, — "после дождика в четверг". Почему двести, а не двести восемь? Почему с государства всегда так тяжко урвать монету? И ведь откат не предложишь, не та эпоха, не те люди. Не поймут, сразу веревку на шею и на гиляку в качестве наглядного пособия, — "что такое хорошо, а что такое плохо".