Шантарам
Шрифт:
Она произнесла это слово так, будто это было смертельное оскорбление. Ее голос обдирал кожу, как терка. Чтобы приобрести такой голос, надо выкурить очень много сигарет и пыхтеть при этом самым злобным образом.
— Ваш напиток, мисс Карла, — произнес голос Раджана у меня над ухом, и я чуть не подскочил от неожиданности.
Он подкрался сзади абсолютно беззвучно. Раджан поставил поднос на пол между нами, и на секунду я заглянул в мерцающую черноту его глаз. Лицо его было бесстрастным, но в глазах явственно сквозила холодная и беспредельная ненависть. Я был озадачен и загипнотизирован этой ненавистью и испытывал непонятное смущение.
— Это твой американец, — произнесла мадам Жу, вернув меня к действительности.
— Да,
— Разумеется. Отдайте Раджану вашу визитную карточку, мистер Паркер.
Это был приказ. Я вынул из кармана одну из карточек и вручил ее Раджану. Он взял ее двумя пальцами за края, словно боялся подцепить какую-нибудь заразу, попятился из комнаты и закрыл за собой дверь.
— Мистер Паркер, Карла не сообщила мне по телефону — вы давно в Бомбее? — спросила мадам Жу, перейдя на хинди.
— Не очень давно, мадам Жу.
— Вы говорите на хинди очень неплохо. Примите мои комплименты.
— Хинди прекрасный язык, — ответил я фразой, которую Прабакер в свое время заставил меня выучить наизусть. — Это язык музыки и поэзии.
— А также язык любви и денег, — захихикала она алчно. — Вы влюблены в кого-нибудь, мистер Паркер?
Я заранее пытался угадать, о чем она меня спросит, и продумал ответы, но этого вопроса я не ожидал. И, как назло, в данный момент это был самый щекотливый из всех возможных вопросов. Я взглянул на Карлу, но она опустила глаза на свои руки, и помощи от нее ждать не приходилось. Трудно было сказать, что именно имела в виду мадам Жу. Она даже не спросила, женат я или холост, состою с кем-нибудь в связи или, может быть, помолвлен.
— Влюблен? — переспросил я, и на хинди это слово прозвучало, как какое-то магическое заклинание.
— Да. Я имею в виду романтическую любовь, когда вашему сердцу грезится женское лицо, а душе — ее тело. Любовь, мистер Паркер. Испытываете ли вы такую любовь?
— Да.
Не знаю, почему я так ответил. Вероятно, сказалось ощущение, что я исповедуюсь на коленях перед этой решеткой.
— Это очень печально, дорогой мой мистер Паркер. И влюблены вы, конечно, в Карлу. Именно поэтому она уговорила вас выполнить ее маленькую просьбу.
— Уверяю вас…
— Нет, это я вас уверяю, мистер Паркер. Конечно, возможно, что отец Лизы и вправду чахнет по своей дочери и может задействовать кое-какие рычаги. Но я абсолютно уверена, что это Карла уговорила вас ввязаться в это дело. Я знаю мою дорогую Карлу и ее методы. Не стройте иллюзий насчет того, что она тоже полюбит вас и сдержит хоть одно из данных вам обещаний. Ничего, кроме горя, эта любовь вам не принесет. Она никогда не полюбит вас. Я говорю вам это по-дружески, мистер Паркер, в виде маленького одолжения.
— Не хочу показаться грубым, — пробормотал я, сжав зубы, — но мы пришли сюда для того, чтобы поговорить о Лизе Картер.
— Да, конечно. Но если я отпущу свою Лизу с вами, где она будет жить?
— Я… я не знаю этого точно.
— Вы не знаете?
— Нет. Я…
— Она будет жить… — начала Карла.
— Заткнись, Карла! — рявкнула мадам Жу. — Я спрашиваю Паркера.
— Где она будет жить, я не знаю, — ответил я твердо. — Полагаю, она сама решит.
Последовала долгая пауза. Мне становилось все труднее говорить на хинди. Я чувствовал себя крайне неуверенно. Она задала мне три вопроса, и на два из них я не смог дать внятного ответа. Карла, мой гид в этом противоестественном мире, казалось, заблудилась в нем так же, как и я. Мадам Жу грубо прикрикнула на нее, велев заткнуться, и Карла проглотила это со смирением, какого я никогда не видел в ней и даже не подозревал, что такое возможно. Взяв стакан, я отпил из него нимбу пани [68] .
68
Сок с минеральной или содовой водой.
Наконец мадам заговорила.
— Вы можете взять Лизу с собой, мистер Влюбленный Паркер. Но если она решит вернуться сюда, больше я ее уже не отпущу, так и знайте. Если она вернется, то останется здесь навсегда, и всякое вмешательство с вашей стороны будет крайне нежелательно. Разумеется, вы можете приходить ко мне в качестве гостя, когда пожелаете, и получить редкое удовольствие. Я буду рада видеть, как вы… отдыхаете. Не исключено, что вы вспомните мое приглашение, когда Карла отделается от вас. А пока усвойте: если Лиза вернется, она будет моей. Этот вопрос закрыт раз и навсегда.
— Да-да, я понимаю. Благодарю вас, мадам.
Я чувствовал огромное облегчение. Эта аудиенция измотала меня вконец. Но мы победили. Подругу Карлы отпускали с нами.
Мадам Жу начала что-то быстро говорить уже на другом языке — похоже, на немецком. Он звучал резко и угрожающе, но тогда я совсем не знал немецкого, и, возможно, смысл слов был не таким грубым, как их звучание. Карла время от времени отвечала «Ja» или «Nat"urlich nicht» [69] , но этим ее участие в разговоре практически исчерпывалось. Стоя на коленях, она покачивалась из стороны в сторону; руки ее были сложены, глаза закрыты. И неожиданно она заплакала. Слезы стекали с ее ресниц одна за другой, как бусинки на четках. Некоторые женщины плачут легко, их слезы напоминают капли благоуханного дождя, случившегося в солнечную погоду, а лицо после этого выглядит чисто вымытым, ясным и чуть ли не сияющим. Другие же плачут трудно и мучительно, теряя при этом всю свою красоту. Карла была одной из таких женщин. Она страдала, лицо ее скривилось от боли.
69
Да; разумеется, нет (нем.).
За решеткой продолжал звучать прокуренный голос, выхаркивающий свистящие и шипящие звуки и скрипящие слова. Карла качалась и рыдала в полном молчании. Она открыла рот, но, не издав ни звука, снова закрыла его. Капелька пота стекла с ее виска по щеке. Еще несколько капель появились на верхней губе и растворились в слезах. Затем внезапно наступила тишина, за решеткой не ощущалось никаких признаков человеческого присутствия. Собрав всю свою волю и сжав зубы с такой силой, что ее челюсти побелели, а все тело задрожало, Карла провела руками по лицу и прекратила плакать.
Она сидела совершенно неподвижно. Затем она протянула руку и коснулась меня. Рука ее легла на мое бедро и стала мягко и равномерно поглаживать его — так нежно, как будто успокаивала испуганное животное. Она неотрывно глядела мне в глаза, но я не мог понять, то ли она хочет сообщить мне что-то, то ли спрашивает. Она дышала глубоко и быстро, глаза ее в полутемной комнате казались почти черными.
Я был в полной растерянности. Не понимая немецкого, я не имел представления, о чем говорил голос за решеткой. Я хотел бы утешить Карлу, но я не знал, по какой причине она плакала, и к тому же за нами, по всей вероятности, следили. Я встал и помог подняться ей. На один момент она приникла головой к моей груди. Я положил руки ей на плечи, чтобы она успокоилась и обрела твердость духа. В этот момент дверь открылась, и вошел Раджан.