Шантаж
Шрифт:
Нет, всё-таки, правильным образом вывихнутые человеческие мозги — самый мощный инструмент по обработке информации в известной вселенной! А результат их применения издавна называется так: выводы, полученные не формализуемыми методами. Проще — волшебство.
— Глава 119
Но не у нас. У нас — задолго «до». Кормщик ещё затемно по начальству сбегал. Не знаю, что он Акиму сказал, но дед не зря сотником был — весь личный
Видать, та канарейка тоже греблей занималась. Рванула вёслами без привычки. То-то и голосок жалобный.
Традиционный верблюжий караван на Востоке делает в первый день похода не более 10 километров. Потом уже пойдёт нормальный темп, но первый день — короткий. Нужно, что бы животные и люди начали понимать друг друга, чтоб всё, что может упасть, развязаться, разбиться — сделало это и не занимало внимание потом. Чтобы все склеротики вспомнили забытое дома, и за ночь сбегали. Короче — притирка каравана.
«Я с тоской смотрю на бархан В глубь песков ушёл караван И хотя надежд больше нет…».То есть — притирка прошла успешно. Насчёт остального — к самуму, разбойникам, караван-баши… Можно лично к товарищу аллаху. Который, как известно, «акбар». И ответ у которого такой же: «иншалла».
У нас верблюдов и ишаков нет. Но вот «ослы»… Мужики вчера рванули на всю катушку, а гребля — занятие, требующее постоянной тренировки и навыка. У кого — потёртости, у кого — синяки. У всех — спины. Все — выражаются. Но — негромко. Уважают люди Акима, сдерживаются.
Ничего — через полчаса размялись, втянулись, а там и солнышко взошло — уже веселее. Аким ко мне на нос вперёдсмотрящим перебрался: речка Усия уже Угры — нужно постоянно маневрировать. Я думал, было, поговорим, дела предстоящие обсудим. Но… обиделся дед. Уже и не кипит, и бороду не жуёт — молчит, не замечает. «Да, нет». Замкнулся и отстранился.
«Ты мне больше не подружка Ты мне больше не дружок Забирай свои игрушки И не писай в мой горшок».Что ж мне тут, на коленях у него прощения просить? Как-то мне это… стыдновато. Перетопчется.
Так мы молча весь день и провели. Аким напрочь игнорировал мои попытки помочь. Он вооружился жердью, чтобы отталкиваться от берега и полузатопленных коряг. Впрочем, к вечеру уже и всем пришлось вынуть вёсла из уключин. Вёрст 10 шли «на шестах» — не гребли, а отталкивались. Как-то незаметно для меня из речки перешли в болотные протоки. Гребцы хотели, было, остановиться, переночевать на месте посуше. Но Аким не давал — боялся, что вода спадёт, и мы тут застрянем. Так всю ночь с факелами и плескались.
Трижды садились на мели. Два раза хватило просто людей на корму перегнать да по-подпрыгивать. На третий сели капитально.
«ПотомуПришлось всем раздеваться и слезать в эту болотную лужу. Хорошо — под утро вода тёплая.
Наконец, уже на рассвете, вывалились в Десну. Промыли покусанное комарами, уши сполоснули, чтобы не заснуть, и, в предвкушении отдыха после изматывающего труда, рванули вёслами напоследок. Уже вниз по течению.
«На речке, на речке, на том бережочке Мыла Марусенька белые ножки».«На том» — в нашем конкретном случае означает — «на правом». Вот мы туда и правим. Там и кое-какая «марусенька» наблюдается. Похоже, прямо по песне:
«Будет Марусеньку свекор бранити, Свекор бранити, свекровка журити С кем ты, Маруська, всю ночку гуляла, С кем ты гуляла, с кем утро встречала? Будут Марусю за косу таскати, За косу таскати, в дому запирати».«Маруся», повздыхав в предчувствии предстоящей «викторины» с «большими призами» за неправильные ответы на тему «Что? Где? Когда?», а главное — «С кем?», ушла, а мы на её место… припарковались. Ну, не пришвартовались же! Швартовных тумб или столбов нет. Такой… «запрыг с разгона». Корму — нагрузили, вёслами — гребанули, и носом на прибрежный песочек… «Запрыгнули». Луговина, дальше — холм и на холме городище. Небольшое — дворов полтораста. Елно.
В уставной грамоте Смоленского князя Ростислава записано: «От Елны урока три гривны и лисица». Не велик урок. Только запись эта сделана через три года после похода Свояка по этим местам — тут сплошное пепелище было. Но за последующие десять лет народ отстроился, людей прибавилось. Разрослось поселение. Выше и ниже по реке, на соседних возвышенностях, уже пара небольших посадов стоит.
Я уж собрался из лодки выгружаться, но Аким, не мне, а Ивашке, хоть я и рядом стою, говорит:
— Я со своими в город пойду. Там у меня знакомец есть — у него и встану. Да сразу и к посаднику. А вы идите вон туда, в нижний посад. Найдёте там себе место какое. Нужны будете — позову
Игнорирует нагло. В упор не видит. Ну и ладно. Кормщик с нами остался. Он нам и место указал. Неплохое подворье и от реки недалеко — надо ж за лодкой присматривать. Пока добрались, да сторговались, да разместились — мужики мои уже совсем на ходу дрыхнут.
Посадский-то начал по-первости и цену заламывать несусветную, и над безбородостью людей моих издеваться. «Босорылые, голомордые…» и ещё там всякие шутки шутить. Прав был Николай — от такой причёски на подбородке могут и убытки произойти. Включая — «со смертельным исходом». Народ у меня невыспавшийся, раздражённый, а хозяин веселиться собрался. Сейчас ему всё веселье и поломают. И не только веселье. «Хорошо смеётся тот, кто стреляет последним» — американская народная мудрость.
Не моё дело — и сам я тут никто — малолетка, и в торге здешнем мало чего понимаю. Да и не дело господина по такому поводу разговоры разговаривать. Но пришлось влезть: