Шантажистка

Пирсон Кит А.

— Так что ты затеяла? — спрашиваю я.

— Всего лишь месть. Ничего мудреного.

Ответ на следующий вопрос мне известен, но я все равно его задаю:

— Месть за что?

— Дай-ка подумать, — отвечает Эми, наигранно приложив палец к подбородку. — Как насчет того, что ты разрушил мне жизнь?

— Значит, ты хочешь наказать меня?

— Именно.

— Прекрасно. Делай со мной что хочешь. А Габриэлле здесь оставаться незачем.

— О нет, Уильям, — смеется она. — Боюсь, есть зачем. Видишь ли, я немало

насмотрелась на страдания своей семьи из-за тебя, так что будет справедливо, если тебе достанется то же самое.

Эта чокнутая явно слышит лишь то, что ей нашептывают тараканы в голове. Самое время разыграть единственную имеющуюся у меня карту.

— Я заключил с Розой сделку.

— Вот как? — отзывается Эми, однако без особого интереса.

— Я пообещал ей, что оплачу достойный уход за вашей матерью. Если что-нибудь случится с Габриэллой или со мной, о предложении можешь забыть.

Она как будто обдумывает новость, водя пальцем по рукоятке ножа. Я бы многое отдал, чтобы узнать, что там ей втолковывает шепоток безумия. Впрочем, долго ждать мне не приходится.

— Какое милое предложение, — мурлычет она. — И щедрое.

Однако я уже хорошо усвоил, что подлинные чувства Эми следует читать в ее глазах, даже если сказанное ею совершенно противоречит их выражению. И сейчас злобный блеск этих зеленых глаз вызывает у меня тревогу.

— Вот только мне уже плевать, — продолжает женщина, ее добродушия как не бывало. — В некотором роде убогий дом престарелых послужит для нее заслуженной расплатой.

— Что ты такое говоришь?

— Моя мать не защитила меня, когда я в ней нуждалась, так с чего мне беспокоиться, что она до конца своих дней застрянет в этой клоаке?

Я скинул последнюю карту. И что мне теперь делать, черт побери? Вновь обращаюсь к сестре:

— Как ты там, Габриэлла?

— Хорошо, — отзывается она едва ли громче шепота. — Можно я пойду домой?

От беззащитности и отчаяния в ее голосе у меня буквально разрывается сердце.

— Скоро. Обещаю.

Теперь-то я понимаю, почему Клемент не жалует обещания. Мое в лучшем случае пустое. В худшем — наглая ложь. Обещания обещаниями, но отсутствие великана усугубляет мое отчаяние. В тот самый момент, когда он нужен мне более всего, он сидит себе на горшке, в блаженном неведении.

Действительность заключается в том, что я абсолютно беспомощен, если Эми придет в голову сотворить что-нибудь до прибытия полиции. Стало быть, мне нужно продолжать отвлекать ее. Потому, как бы ни хотелось мне зайтись криком на мучительницу Габриэллы, я должен сохранять спокойствие.

— Послушай, Эми. Я знаю, что с тобой произошло. Мне даже не представить, через какие ужасы тебе довелось пройти.

— Вправду знаешь? Откуда?

— Роза рассказала.

— А, младшая сестренка. Такая заботливая. Что еще она тебе сообщила?

— Что весь ваш замысел вышел из-под контроля.

—

Для нее — может быть. Я-то с первого дня знала, что делаю.

— Да уж, ты постоянно меня переигрывала, не могу этого отрицать.

— Только не надо мне тут льстить, Уильям, — взрывается Эми. — Если бы я тебя переиграла, сейчас бы здесь не сидела.

Она бросает свирепый взгляд на Габриэллу, затем снова смотрит на меня.

— Полчаса, — бормочет чокнутая женщина, качая головой.

— Что полчаса?

— Если бы ты подождал еще каких-то сраных полчаса, прежде чем заставлять своего чертова поверенного звонить в газету, я бы уже была в пути в какую-нибудь жаркую страну.

— А как же твоя мать? Я-то думал, ты делаешь это ради нее!

— Не-а, — только и пожимает Эми плечами.

Похоже, она одурачила не меня одного.

— Так ты с самого начала только ради себя это и затеяла?

— А для кого же еще, на хрен? — фыркает женщина. — Но тебе обязательно нужно было ввернуть последнее слово и украсть плоды моего тяжелого труда. И вот мы здесь — ты, я, Габриэлла. Фактически по твоей вине.

— Я дам тебе денег, — вырывается у меня. — Сколько бы газета ни собиралась тебе заплатить, я дам вдвое больше!

— Да, конечно. — смеется она. — Политики же никогда не врут, верно?

— Даю слово.

— Заткнись!

— Я серьезно. Заплачу, сколько ты попросишь.

— Мы оба знаем, что этого не произойдет, Уильям, так что, боюсь, здесь и сейчас история и закончится. Вот только счастливого конца не будет… ни для кого из нас.

— Эми, пожалуйста! Мы еще можем все уладить!

Я слышу отчаяние в собственном голосе, слышу тяжелое дыхание Арчи рядом. Чего я не слышу, так это полицейских сирен.

— Прости, Уильям, но я уже смирилась с тем, что остаток своих дней проведу за решеткой. Как ни странно, я чуть ли не предвкушаю такую участь. Никаких тебе счетов, никакой ответственности, никаких добряков-идиотов, пытающихся объяснить дерьмо в твоей голове. Тюрьма даст мне свободу, понимаешь?

Как Клемент говорил еще на прошлой неделе, того, кому нечего терять, в драке не победишь. И ее пораженческий настрой — знак тревожный.

— Однако довольно болтовни, — отрезает Эми. — Я просто хочу испытать напоследок удовольствие, прежде чем меня упекут в тюрягу.

— Удовольствие?

— Да. Удовольствие видеть твои страдания за то, что в детстве ты выбросил нас на улицу. Хотя главным образом за то, что ты сделал сегодня утром.

— Я… Пожалуйста, Эми…

— О, именно это мне и надо! Твои мольбы.

— Ладно, я буду умолять тебя, если тебе этого так хочется.

— Хочется-хочется, а потом я хочу увидеть выражение твоей физиономии, когда перережу глотку твоей сестренке.

Габриэлла разом цепенеет, только подрагивает нижняя губа. От ужаса она не в состоянии выдавить ни слова.