Шанти
Шрифт:
– Ты очень даже ничего – еще пару минут, и я тебя насажу. Не волнуйся, - дракон закончил набрасывать на карточке женскую фигуру с идущими в ее влагалище линиями-коннекторами, напоследок дорисовав рядом птичий раптор, как он его помнил, и показал рисунок птичке, - Ну, как?
Та смешалась, жалобно курлыкнула, и с огромной просьбой в глазах взглянула на самца.
– В чем дело? У вас тоже на пустотников косо смотрят? – удивился Зар, и, дабы придать любовнице уверенности, запустил левую руку ей промеж ног.
Птичка вскрикнула от неожиданности, и еще больше залилась краской. Но ноги раздвинула значительно шире – ей нравилось. А еще она взяла у Зара мелок и разрисованную им карточку, и принялась дополнять рисунок. Дракон сразу сообразил, что ему пытается объяснить другая пустотница: корабль ее рано или поздно спаяет. Ну, его это не пугала – самого такая же судьба ждет. Так что, Зар убрал свою ставшую уже изрядно влажной руку из промежности самки (та наградила дракона недовольным взглядом, за что Зар схватил ее мокрыми пальцами за грудь, и изрядно сжал – птичка ойкнула, а ее взгляд снова подобрел и стал игрив), и вооружившись вторым мелком и еще одной пустой карточкой, накидал соединенного себя, Шанти и, как он считал, то, что должно объяснить птичке – рано или поздно он тоже станет евнухом. Птичка удивленно курлыкнула, и покраснела еще больше (куда еще-то?). И снова начала что-то чиркать на своей карточке. Зар внимательно
Дракон, не разрывая поцелуй, мягко вошел в птичку (благо, все давно было мокро и скользко). Та что-то булькнула – странно, кажется, Зар начал жестковато. Так что, самец приостановился, и выпустил клюв любовницы из своего рта. Та глубоко вдохнула, и на выдохе чувственно чирикнула. После чего вопросительно посмотрела на самца, и, зачем-то, очень энергично покивала. Дракон ничего не понял, но, на всякий случай, вообще прекратил движения. На что пернатая возмущенно чирикнула, и, ловко согнувшись в пояснице, схватила Зара за основания расправленных крыльев, и повлекла чешуйчатого любовника на себя, заставляя продолжить совокупление. Зару не оставалось ничего иного, как самому схватить пернатую за плечи и энергично задвигать бедрами – кажется, он спутал требование «пожестче!» с просьбой быть понежнее. В подтверждение этого, когда таз дракона энергично замолотил о промежность птички, та счастливо чирикнула, и ослабила хватку на крыльях дракона. В сексе коричневоперая оказалась очень горячей и энергичной. А еще безрассудной: она еще дважды подряд не просто впускала в себя дракона, но заставляла его со всей силы долбить в собственное женское донышко. При том, премило чирикая в процессе. Впрочем, чего он ожидал от другой офицера-пустотницы? Самки, привыкших к связи со своими кораблями, нередко любят что-то жесткое и, даже, чуть болезненное – чтобы как со своим стальным любовников. Впрочем, а сам Зар не таков? Помнится, до того, как стать пустотным офицером, любовные привычки у него тоже были совершенно другими, чем сейчас.
Сейчас же наполненная коричневоперая мирно сопела на кровати (во сне все еще иногда выталкивая из себя любовные соки, что выглядело премило), а к Зару ластилась вторая доброволица, уже белоперая и без следов пустотной службы на теле (а так же, по мнению Зара, излишне пухловатая – меднокрылый любил спортивных самок, желательно, сильно меньше себя: чтобы лицо и рост «самки очага» совмещались с фигурой и мускулами «самки меди»). Дракон же пока еще был не совсем готов (три раза почти без перерыва это, все-таки, чуть-чуть многовато даже для изголодавшегося по противоположному полу пустотника). Так что, белая была вынуждена удовлетворяться рисунками, описывая в них то, как она хотела бы, чтобы дракон любил ее. А также рассказывая на карточках о том, что она рассчитывает забеременеть от Зара. Интересно, каким это хитрым приемом? Как бы, перьев на себе дракон не наблюдал. Да и пернатые грифоны не умели заделать птенцов другим авианам – замысел Создателей, мать его: для совместного потомства нужны самцы и самки близких видов. А драконы с грифонами, насколько Зар знал биологию фурри, были еще теми уникумами среди разумных видов.
***
Спустя десять дней плотного общения с птичками, Шанти начала через пень-колоду понимать их язык. А так же то, что пернатые даже понятия не имеют о том, на что способен большой корабль: допущенные на борт аборигены не стесняясь трепались между собой обо всем, совершенно не заботясь о том, что круизер все прекрасно слышит и видит. И, в общем, это птичья беспечность оказалась полезна не только для изучения языка аборигенов, но и для успокоения самой Шанти: если она правильно понимала птичью болтовню, местные даже не намеривались захватывать чужой корабль – чуя за прибывшим непонятно откуда межзвездным судном сильную цивилизацию, они намеривались торговать с ней. А еще выяснилось то, зачем это пернатым понадобилась эта трах-тибидох-сделка, с которой Шанти много чего поимела (включая страх быть захваченной аборигенами пока половина ее команды «уф! уф!» на планете делает). Беспечно треплющиеся о своем оперенные самки (не подозревающие о том, что их подслушивает корабль) откровенно завидовали тем «счастливицам», что вот прямо сейчас должны были забеременеть от пришельцев. Интересно, как? Насколько Шанти помнила биологию разумных, авиане могли иметь совместное потомство с другими авианами и, если планеты встанут, с рапторами. А уже с грифонами – нихт. Про прочую фуррятину речи, тем более, не идет: слишком велико биологическое расхождение. Но пернатые говорили о беременности от чужаков на полном серьезе. Местные суеверия или стоит уделить внимание? Пожалуй, стоит уделить внимание. А еще следует покопать насчет упомянутых вскользь «консорте» и «событии». Не просто так птички эти слова в своих беседах выделяли особым ударением.
На одиннадцатый день, как и было уговорено с аборигенами, на борт вернулась первая партия котов мартовских (досуха выжатая, но очень довольная), а на планету отправилась вторая, за эти десять дней успевшая изныться на свою безсамочную судьбу. И это оказалось не просто важно, а очень важно: к Шанти обратился ее старший помощник с разговором на весьма существенные темы. Как за трахом удалось выяснить Зару, местные приняли Шанти не за корабль, а за нечто безмозглое, вроде станции. Медный дракон на основании расспросов огуливаемых им самок пришел к выводу, что птички не связывают межзвездные путешествия с эфирными технологиями, а собственные рапторы не считают космическими кораблями – для них это летающие машины с дополнительными возможностями. Собственно, многие сугубо атмосферные летающие аппараты птичек, как удалось выяснить Зару, являются теми же рапторами, но не способными покинуть атмосферу планеты, а настоящие «боевые корабли», которые птички спроектировали, но не успели заложить на верфях, это просто безмозглые металлические «сигары» с кинетическим генератором и жестко закрепленными на корпусе лезвиями-косами – никаким эфиром они манипулировать не могли бы. Да и птички не считают возможным для своих технологий сверхсветовое путешествие в пространстве. С одной стороны, это были прекрасные новости: втюхать аборигенам как
Шанти, не дожидаясь того, как Зар с Клаусом очухаются после своего самкорастягивательного забега, созвала на закрытое совещание своих офицеров. Ойка пока было решено не посвящать: пусть мелкий жополиз вволю потрахает аппетитных пернатых самочек, куроедскую свою душеньку отведет, а не строит очередной прожект по отгрохиванию личного баронства на три планеты.
Интермедия
Эта экспедиция «Яркой Звезды» была странной. В общем-то, все экспедиции, на которые экипаж нанимала леди Ариса Лазури были необычными, но эта… Это был круиз. Для двух проблемных самок. Первой, конечно же, была сама леди Ариса: «Яркая Звезда» получили письмо аж от императора, в котором черным по белому было написано, чтобы ныне беременная синяя драконесса не влезала ни в какие неприятности и не организовывала никаких приключений. При этом, весь экипаж чувствовал, что вот именно влезть и устроить аристократке-в-положении очень даже хочется. Так что, вся «Яркая Звезда», от Эрила до самой Яркой Звезды, смотрели на леди Арису как на хрустальную вазу. На высокой тумбе. Рядом с котом. А пол под тумбой мраморный.
Второй же чреватой неприятностями дамой была Яна. Создательница, в целом, оказалась существом неконфликтным и очень хотящим никому проблем не доставлять. Но, определенно, фурри чуждым. Так что, периодически, совершенно того не желая, она те самые проблемы создавала. Причем, там, где ни драконы, ни корабль даже предположить не могли. Собственно, очень многое, что Яна делала, каким-то непостижимым образом умудрялось оборачиваться одновременно и к пользе, и во вред. В общем, одно только нахождение Создательницы рядом с фурри было изрядным испытанием для здравомыслия последних. А еще Яне было очень сложно соблюдать заключенный с Зик договор о том, чтобы не обсуждать философию. Лжедраконесса постоянно задавалась странными вопросами и очень же странными путями искала на них ответы. Каждый раз, когда такое происходило, драконам было трудно даже находиться рядом с Создательницей. Впрочем, могло быть и хуже: большую часть времени Яна была приятной и покладистой (в отличие от леди Арисы) пассажиркой. Главное, что она быстро приспособилась к жизни на борту Яркой Звезды, и судя, по ее поведению, не видела в такой гибкости ничего необычного. Хотя, вполне нормальные совместные оргии экипажа ее по-прежнему смущали, и каждый раз Зик приходилось затягивать обсидиановую в кают-компанию чуть ли не силой. Но каждый раз после, будучи расслаблена совокуплением с прочими драконами, она соглашалась с Зик, что сопротивлялась она совершенно напрасно.
Впрочем, затаскивать на общие попихушки теперь приходилось не только ее. Что, правда, произошло не без участия Создательницы (вообще, отныне источник любых странностей на борту был кристально ясен). Яна проявляла совершенно нефуррячье желание все вокруг себя изменять, совершенно не терпя чего-то первозданного – ей всюду нужно было приложить свою руку, и, хоть, немножко, но свой след оставить. Так ее каюта за первые же сутки пребывания Создательницы на борту превратилась в кусочек ее собственного мира: драконам иногда даже было боязно заходить за Яной в этот филиал технологий за пределами фуррячьего понимания, в котором лишь кое-где просматривались изначальные интерьеры Яркой Звезды. И каютой лжедраконесса не ограничилась. Хотя, обычно, Зик удавалось сдерживать стремление своей обсидиановой подружки переделывать все под то, как она считала должным и разумным. Но не в случае с аватарой Яркой Звезды: после первой же совместной оргии экипажа и пассажиров, когда Яна более-менее пришла в себя и приобрела окрас отличный от красного, ее возмутило то, что Яркая Звезда, в силу ограничения драконьих технологий, вынуждена на эти свальные вечеринки лишь взирать со стороны. А возмутившись, она решила эту несправедливость исправить. Поначалу никто из драконов этому значения не придал. Но вскоре выяснилось, что Создатели от драконов отличаются радикально: Яна на полном серьезе взялась за решение проблемы невозможности аватары Яркой Звезды покинуть свои покои. И лжедраконесса ее решила, соорудив два переходника, работающих на неизвестных драконам принципах: первый крепился на манекенном коннекторе корабля, а второй – на разъеме коннектора аватары, каким-то образом позволяя Яркой Звезде управлять своим драконоподобным альтер-эго на расстоянии. Что тут же вылилось в кучу проблем. Во-первых, пока Яркая Звезда не наигралась со своей аватарой, расхаживающая сама по себе корабль была сущим наказанием для собственного двуногого экипажа – раньше круизер совала свой нос в дела двуногих бесплотно, к чему все привыкли и что никого не беспокоило, а вот теперь могла прийти к тебе лично в виде своей аватары. Что нервировало. Во-вторых, оказались те самые оргии: Яркая Звезда вдруг обнаружила в себе страх заниматься сексом со своим капитаном и помощниками при посторонних. Но, при этом, очень участвовать в этих развлечениях своих двуногих хотела. Так что, теперь на вечерний перепихон Зик приходилось вытягивать за хвост из ее каюты не только Яну, но и Яркую Звезду. В общем, вроде бы, и доброе дело, и проблема для всего экипажа. И так у Яны было во всем: она, попросту, не могла делать что-то однозначно хорошее или плохое – любое ее доброе дело имело оборотную сторону, а любая глупость (а Создатели, как выяснилось, совершали их не меньше, чем фурри) имела какие-то плюсы.
Ах, да. А еще, как уже было сказано, это был круиз: Яркая Звезда плавала не куда-то в дальний и неизведанный космос, а плыла по проложенному для наблюдающих за регатой, устроенной Договором Полюбовного Согласия, короткому маршруту. Который, само собой, был проложен аккурат через половину популярных туристических мест цивилизованного космоса. Леди Ариса в компании с Яной надолго отлучались с корабля на каждой такой стоянке, возвращаясь, как правило, очень довольными: Создательница была переполнена впечатлениями и эмоциями, тогда как у синей аристократки довольство было как у матерого кота, втихаря утянувшего цыпленка. Последнее особенно беспокоило «Яркую Звезду», так как четко указывало на то, что, наперекор распоряжению императора, мать его еще нерожденного птенца участвует в каких-то сомнительных вещах. Но, увы, способа как-то проследить за леди Арисой или повоздействовать на нее у «Яркой Звезды» не было. Даже через Яну: у Создательницы было совершенно недраконье представление о правильном и опасном. Так она изнылась после того, как леди Ариса и Ларгр на одной из планет поставили ее на крыло – Яна была в ужасе от того, что после первого полета у нее болело все тело, а внутренний компас шел кувырком. Тогда как в более чем сомнительных встречах леди Арисы с другим членом Общества Железной Башни, грифоном Сегмунтом из Штайнплатте, тоже сопровождавшем регату, но на корабле Тихий Ветер, она не видела ничего предосудительного. И как ей доверить судить о том, что беременной аристократке позволительно, а что нет? У нее же даже четкого понятия о добре и зле нет! У Создательницы все было тем или иным оттенком серого: в любом зле она находила благо и в любом добре видела подвох.