Шапка Мономаха. Часть II
Шрифт:
— Ибо великий князь к жене был холоден и опочивальню своей супруги практически не посещал. И то сказать. Первая брачная ночь-то у них состоялась спустя девять лет после венчания. А Екатерина Алексеевна дама очень темпераментная и любвеобильная.
Народ в зале тихонько загудел и стал коситься на меня, ожидая какой-либо реакции, но я не только сохранял каменное выражение лица, но и отрешился от происходящего спектакля, погрузившись в воспоминания о вчерашнем обеде в компании нынешних судей.
Митрополит Платон представил мне своих коллег в порядке
Вторым мне представлен был епископ Смоленский и Дорогобужский Парфений, и вслед за ним – епископ Крутицкой епархии Самуил. Четвертым был епископ Владимирский и Муромский Иероним, но с ним я был уже знаком. Последние два иерарха были сверстниками Платона, то есть по церковным меркам молодыми – чуть больше сорока лет.
Тон за обедом задавали два старика, епископы Ростовский и Смоленский.
— Вижу я, Емельян Иванович, что гордыни в тебе много, – проворчал Афанасий после того, как все мы уселись за стол и выслушали благодарственную молитву от Платона.
Я продолжал употреблять ароматную уху из белорыбицы, не обращая на сказанное никакого внимания.
— Оглох, што ль? – повысил голос Афанасий.
Я оторвался от еды.
— Простите, владыко, я не знал, что вы ко мне обращаетесь, – ухмыльнулся я. – Я думал, что тут среди вас кого-то в миру Емельяном Ивановичем звали. Я же, в уважении к вашей старости, напомню, что имя мое Петр Федорович.
Епископ покраснел от гнева, и Платон поспешил предотвратить ссору.
— Братья мои, не место и не время для зломыслия и розни. Помятуем все, кто есть князь всякого нестроения и ссор. А у нас сердце болеть должно об умиротворении народа и о судьбе матери нашей – церкви. То, что Петр Федорович может быть не совсем Петром Федоровичем, то его личный грех, и он за него пред лицом Господа полной мерой ответит. Но мы можем вместе позаботиться о том, чтобы на другой чаше весов, коими его вину взвешивать будут, лежали дела богоугодные. Тем и заслужим спасение и ему, и себе грешным. А возможность для таковых дел у нас, благодаря Петру Федоровичу, ныне есть.
Речь священника была такой гипнотизирующей, что даже недовольный мной старик явно успокоился. А епископ Владимирский и Муромский Иероним, с которым я имел беседу еще во Владимире, тут же поспешил присоединиться к предложенному конструктивному диалогу. Правда, не без некоторого, свойственного ему ехидства:
— И то верно. Сколь много претерпела наша церковь со времени кончины государя Алексея Михайловича, что впору за любого Петра Фёдоровича хвататься.
Старик Афанасий засопел и нахмурился, слыша такой цинизм. Я мысленно усмехнулся. А Владимирский владыка продолжал:
— Земли церковные немкой отобраны.
К разговору присоединился второй старик, епископ Крутицкой епархии Самуил.
— Какие он земли сможет вернуть, коли сам исконный порядок порушил? Народишко теперь в повиновение как привести? На земле ссора стоит, и кровь льётся. Крестьяне барскую землю делят и бывшую монастырскую також.
Я решил сразу зайти с козырей.
— Владыки! Я не хуже вас понимаю, что прежние земли с крепостными церкви уже не вернуть. Но и не нужно это. Как только я утвержусь на троне и закончу смуту, первым же делом я решу вопрос с Крымским ханством и Польшей. Они будут уничтожены, и многие земли польской шляхты, а главное, дикая степь, перейдут в казну. Вот из этих-то земель я и выделю церкви, которая несомненно поможет мне в моих начинаниях, достойную долю. Может, и не все восемь с половиной миллионов десятин, что Екатерина у вас изъяла, но зато превосходного нетронутого чернозема.
Итоги секуляризации я узнал от Платона и поразился. Если восемь с половиной миллионов изъятых у церкви десятин перевести в современные мне меры, то получится квадрат со стороной триста километров. Это приблизительно соответствует площади Португалии или Венгрии, но при этом без гор и болот. Чистые пахотные земли, леса и покосы. Так что не стоит удивляться глухой враждебности церкви по отношению к Екатерине и крайней инертности Русской Церкви греческого закона в борьбе со мной.
— Откуда же нам взять потребное количество крестьянских рук, чтобы дикую степь распахать? – удивился Самуил. – Чай не заставишь теперь, после манифестов твоих!
Я кивнул, соглашаясь.
— Это так. Заставлять не будем. Но, во-первых, я предвижу большое число переселенцев как из лютеранских стран, так и из православных земель, под Османом обретающихся. Новоизбранный Московский Патриарх будет вполне способен наладить связь с Константинопольским патриархом и организовать исход христиан на русские земли. А сколько у вас народа праздного по монастырям поразбросано? Десятки тысяч!
Упоминание о московском патриархе как о неизбежной данности воодушевило церковников. Не сомневаюсь, что за этим столом как минимум трое мысленно примеряют на себя белый патриарший куколь.
— Я и сам планирую эмигрантскими руками эти залежалые земли поднимать. Урожаи на черноземах будут огромными, и цены на хлеб упадут со временем. Это приведет к разорению многих хозяйств в Центральной России. Что, само собой, добавит свободных рук и свободных земель. Я буду приветствовать и готов поддержать законами церковь, если она выступит главным скупщиком новых земель. И станет главным в России землевладельцем и хлеботорговцем. Но одно условие. Ежели земля купленная стоит впусте и не обрабатывается, через три года отбирается обратно в казну!