Шапка Мономаха
Шрифт:
Базанову стало не по себе. Никогда еще такая «высокая» дама не обращалась к нему с просьбами, да и зачем бы ей просить? Могла и просто приказать. Но вот же, попросила. Почти как старого знакомого, хотя откуда ей было знать Базанова, они виделись первый раз, да и что в нем имелось такого примечательного, чтобы первая леди страны захотела вдруг с ним познакомиться? Однако следовало отвечать, а что отвечать, Андрей Николаевич не знал и не понимал, и только чувство, вдруг возникшее и похожее на сострадание, побудило его к разъяснению.
– Я, понимаете ли… Евгения Святославовна… – Имя ее он произнес робко, словно не осмеливался коснуться его мыслями и языком. – Я и сам не знаю, есть ли тайна. И оттого не хочу и не стану вас пугать. Может, мое дело не стоит и выеденного яйца, а может, оно государственное.
– Не государственное. Вы неверно говорите. Мне
Евгения Святославовна так сказала о своем муже, что Базанову стало стыдно себя и захотелось сразу же все ей рассказать. Она откуда-то знает, и не от преподобного, вдруг испугался он. Но тут же подумал, что неоткуда ей знать, а это только страх предчувствия. И попытался Евгению Святославовну успокоить:
– Что вы! Конечно же нет. Я только показать один документ, вернее даже письмо, случайно попавшее в мои руки. И потом я сразу уйду и никого не побеспокою. Может быть, вы заблуждаетесь по поводу моей одежды? Так я не священник и никогда им не был.
– Я знаю, – сказала Евгения Святославовна и вдруг улыбнулась. Наверное, отец Тимофей поведал ей о казусе с собакой.
И пусть улыбается, пусть смеется даже, только бы не смотрела на него такими глазами, подумал про себя Базанов, а вслух сказал:
– Я честное слово вам даю, что никакой опасности во мне нет.
Евгения Святославовна еще несколько пронзительных мгновений смотрела на него и, словно успокоившись чем-то, тихо произнесла:
– Да. Наверное, нет. Извините меня. Не стану более вам мешать, – и медленно пошла от Базанова прочь по дорожке.
Разговор этот оставил внутри Андрея Николаевича паскуднейшее ощущение. Словно он нарочно обманул ребенка, да еще радовался в придачу, как ловко у него получилось. А ведь права Евгения Святославовна, верно сказала про него. Именно что по душу ее мужа и явились они вместе с отцом Тимофеем. Вот только вопрос, что в действительности хотят они от его души. Чтоб поверил в письмо и спас Россию, а каким образом? В этом вся штука.
Встречи будущей с самим главой этого дома и всего государства Андрей Николаевич, как это ни удивительно, вовсе не страшился и не робел. И по весьма прозаической, на первый взгляд, причине. А только когда с тобою рядом проживает в одной квартире голубой экран, то и обитатели его эфира делаются со временем фигурами домашними, почти что членами семьи. Базанов же президенту симпатизировал вообще. И даже порой журил и переживал за него, словно в глазок подглядывал за соседом. Ругал неведомого стилиста, облачившего как-то Ермолова в свекольного цвета галстук почти пионерской расцветки, то, напротив, одобрял его строгий, заоблачно элегантный черный костюм. И думал при этом, что вот, пусть буржуины заморские обзавидуются. А то печалился на порой утомленно-заморенный вид или радовался, когда президент из его допотопного корейского «ящика» смотрел бодрым молодцом. И потом, Ермолов был свой. Пусть теперь и царь Всея Руси, но свой. Хотя в глубине собственного убеждения чиновник империи, которая никогда не переставала быть, как бы ее ни называли во времени, Андрей Николаевич Базанов был все же скорее монархистом. Но понимал, что царь царю всегда рознь. Порой не так бывает важен тот, кто правит, как те, кем он правит. Оттого не выражал Базанов свинячих, верноподданнических восторгов по поводу мелких северных князьков и принцесс, – из тех, кого случайным ветром надуло на Российский престол. А видел за словом старинным, обозначающим царство Российское, истинных его устроителей: Потемкиных и Шуваловых, Демидовых и Строгановых, и уж конечно, Пожарских с Миниными. Вот и Ермолов был для него из таких. Хотя Андрей Николаевич при всем при том знал и помнил хорошо свое место.
Когда, наконец, их позвали, Базанов и отец Тимофей долгими переходами и коридорами отправились вслед сопровождающему их охранному лицу. Базанов ничему особенно не удивлялся. Он любил посещать театры и музейные собрания, когда позволяли время и средства, и теперь тоже относился к роскоши резиденции именно как к антуражу исторического места. И то правда, короля всегда играет окружение, да и где же обитать правителю величайшей в мире страны, – не в бетонной же хибаре, в самом деле. Но коридоры вскоре кончились.
А еще, может всего минуту спустя, перед Андреем Николаевичем был явлен и его дорогой телевизионный гость, теперь во плоти и в полный рост. И Базанов вдруг застеснялся своей рясы, словно шутом почувствовал себя и посулил в душе негодному
– Вот оно и получается, что короновали Второго Владимира. И стало быть, механизм этого проклятия запущен с той поры. Потому и плохо сделалось вам, ибо сказано, что начало разрушения поразит главу царя и кровь выступит на ней. И есть всего семь лет, а нынешний год как раз седьмой, и на исходе, и вот должен этот Змеиный Глаз всех погубить, – нескладно и косноязычно даже объяснял Андрей Николаевич президенту. – А вы теперь только один и спаситель, потому что сказано: лишь царю под силу остановить духа камня и напасть эту прекратить. Иначе конец всему. А Змей тот страшный живет в шапке и по сей день. Я сам видел и пострадал от него, когда ходил посмотреть.
– Я знал. Я непременно знал и ждал чего-то подобного. И Змея вашего я видел, – вдруг совершенно неожиданно перебил президент Андрея Николаевича.
И Базанов подивился, как сразу поверил ему Ермолов, но раз видел он Змея, то и говорить тут не о чем. И потому продолжил свой рассказ.
– Только я не понимаю, что вам сделать потребуется, в письме это неясно. Уж мы с отцом Тимофеем ломали головы, – пожаловался он Ермолову.
– Ничего, разберемся как-нибудь. Вот вы и разберетесь. И преподобный вам поможет. – И, увидев глубочайшее недоумение на лице молодого и забавного в своей рясе собеседника, Ермолов счел нужным предостеречь: – Поручено вам, оттого что в дело это никого больше посвящать не следует. Пока. Вы же сами понимаете, что подобного рода заявления, сделанные даже в узком и близком мне кругу, непременно могут вызвать негативное впечатление. – Тут Ермолов протянул обратно Андрею Николаевичу письмо. – Так что вы уж постарайтесь, Андрей Николаевич, и документ до времени подержите у себя. К тому же вы сами мне сказали, что все три знамения уже были и срока для разъяснения у нас с вами совсем немного.
– Я постараюсь, – скромно ответил Базанов, да и что бы он мог еще сказать? Ему было одновременно лестно и боязно. – А знамения действительно были. Да вы их и сами знаете. Первое – это когда «Петропавловск» затонул на седьмой день, а второе…
Глава 15
На земле
Ему было грустно, но приходилось делать довольный и веселый вид. Ничего неожиданного и непредвиденного в этих выборах не было, но день из-за них получился весьма долгий и утомительный. То и дело вбегали посыльные помощники, зачем-то размахивая бумажными полосами в руках, будто только что с телетайпа, сообщали новые, рекордные цифры голосования народного. Хотя бумаги те были пустыми и дела никакого не содержали. А так, скорее служили внешнему виду и приданию старательного стиля усердствующим. Ермолов сдержанно и как бы одобрительно улыбался, с утра его опять мучили головокружения и дважды являлся ребенок в пламени, он бы с удовольствием сейчас поспал, хотя бы часок. Да где там! И кажется, один только Витя замечал его настоящее настроение, время от времени подсовывал кофейную чашку. Во всей этой суете даже о нем, о президенте, словно забыли, наверное, и обеда не получилось бы допроситься – кремлевские повара уже загодя старались на вечер, дабы удивить гостей невиданными разносолами, и Ермолову приходилось терпеть.