Шапошников

Рунов Валентин Александрович

Академическое начальство строго следило за посещением манежа и лекций, но мало интересовалось тем, что делают офицеры вне стен академии и условиями их жизни.

На втором курсе академии чисто военные дисциплины занимали еще больший удельный вес, чем на первом: стратегия, общая тактика, история новейших войн, общая военная статистика, представлявшая, по существу, обзор пограничных с Россией стран на западе и востоке, инженерная оборона государства, военные сообщения, военно-морское дело и т. д. Помимо работы в академии, к практическим занятиям по тактике приходилось много готовиться дома.

После завершения учебы на втором курсе и сдачи экзаменов офицеры уходили в войска, считаясь окончившими академию по второму

разряду. И только те, кто имел успеваемость свыше 10 баллов, оставались для продолжения учебы на дополнительном курсе. В результате такого «отсева» в том году из 95 человек, окончивших старший курс, на дополнительный курс было зачислено 62 человека. В их числе был и Б. М. Шапошников, который по успеваемости был на седьмом месте.

Офицеры, оканчивавшие дополнительный курс, предназначались для службы по линии Генерального штаба, т. е. в качестве обер-квартирмейстеров штабов дивизий (оперативных отделений). Они должны были уметь готовить боевые документы, правильно передавать распоряжения командира, составлять различные аналитические справки и доклады. В связи с этим программа дополнительного курса состояла преимущественно из практических занятий и разработки письменных научных работ. По результатам проведенных исследований требовалось делать доклады.

В начале XX века академия все больше ориентировалась не только на подготовку офицеров для службы по линии Генерального штаба, но и для работы в войсках. В связи с этим приказом по Военному ведомству от 12 августа 1909 года она была переименована и стала называться Императорской Николаевской военной академией.

Академию возглавлял в период учебы в ней Шапошникова генерал Д. Г. Щербачев. По словам Бориса Михайловича, на этот пост Щербачев попал только потому, что активно участвовал в подавлении революции 1905 года. Под стать начальнику был и правитель дел академии полковник А. К. Баиов. По своему служебному положению правитель дел имел большой вес в постановке учебного процесса. Сам он читал лекции по истории военного искусства, «читал скучно и нудно». Полной бездарностью был преподаватель тактики конницы профессор А. Г. Елчанинов, который к тому же плохо ездил на лошади и потому приходил иногда на лекции с забинтованной головой. За это и за его ум офицеры окрестили Елчанинова «всадником без головы».

Но были и другие профессора в академии, о которых Шапошников отзывался с уважением. В их числе были: военный инженер В. С. Иппатович-Горанский, артиллерийский специалист полковник В. С. Дельвиг, отличный лектор по тактике пехоты Н. А. Данилов, преподаватель стратегии полковник А. А. Незнамов, преподаватель общей тактики полковник В. В. Беляев, преподаватель военной статистики П. А. Христиани, преподаватель военной истории подполковник Н. Н. Головин, преподаватель русской истории С. Ф. Платонов.

Правда, к оценкам преподавателей, даваемых Б. М. Шапошниковым, следует относиться весьма осторожно. Нужно помнить, что свои воспоминания он писал в то время, когда еще не выветрилась эпидемия «врагов народа». Поэтому «худшими» были те, кто не принял советской власти и «лучшими» те, кто остался в СССР после 1917 года…

С таким же подходом Борис Михайлович относился и к характеристикам своих товарищей по учебе в академии. В частности, он подробно рассказывал о непорядочных проступках гвардейского поручика барона П. Н. Врангеля, который был его однокурсником. Он писал: «Врангель в академии вел знакомство только с гвардейцами… я не принадлежал к числу последних и никогда не здоровался с Врангелем… С ним и произошел неприятный случай на экзамене по геодезии. Врангель вышел к столу, взял билет и на доске написал: «Барон Врангель, № 8». Вслед за ним вышел казачьего Донского полка сотник Герасимов и также вытянул билет. Оба начали готовиться к ответу, но у Врангеля по содержанию оказался трудный билет, а у сотника, наоборот, легкий.

Поэтому гвардейский поручик стер с доски номер своего билета, и записал номер билета сотника. Профессор генерал Шарнгорст, как и следовало ожидать, встал на сторону барона, который, ответив на легкий билет, получил высшую оценку». Правда, в слушательской среде поступок Врангеля был осужден. «Академия, – писал Шапошников о Врангеле, – ему была нужна, чтобы скорее получить чин ротмистра гвардии, приравнивавшийся в случае ухода в армию к полковнику».

Но это все эмоции с политическим подтекстом. А так нужно сказать, что поручик Б. М. Шапошников в академии учился с полной отдачей сил, добросовестно выполняя задания. Остававшееся немногое свободное время он предпочитал посвящать чтению или посещению театра. Ему нравился петербургский балет, где блистали в то время Павлова, Карсавина, Кшесинская, и оперный состав Мариинского театра с обоими Фигнерами, Давыдовым, Яковлевым. «Все это, – вспоминал он, – были корифеи сцены, но корифеи «казенные». Они напоминали высоких чиновников сурового Петербурга. Шаляпин и Собинов не могли удержаться на сцене Мариинского театра: постоянная служба на петербургской сцене погубила бы их таланты».

В Петербургской консерватории Шапошников слушал последнюю оперу Римского-Корсакова «Золотой петушок», не допущенную цензурой на сцену Мариинского театра. Привлекал его внимание театр Комиссаржевской, зал которого заполнялся по преимуществу не сановниками и чопорными дамами, а учащейся молодежью, средними чиновниками, театральной общественностью. Однако, несмотря на большую любовь к театру, много увлекаться им, как говорил сам Борис Михайлович, не приходилось: мешали домашние вечерние занятия, трудно было достать билеты, да и офицерский бюджет не позволял.

Выпускные экзамены Б. М. Шапошников сдал успешно, с высоким средним баллом, что давало ему право быть причисленным к службе Генерального штаба. 26 мая 1910 года приказом по военному ведомству за отличные успехи в науках он был произведен в штабс-капитаны.

В конце мая 1910 года академическое начальство готовилось к приему императора, который к тому времени уже посетил Артиллерийскую и Военно-инженерную академии. Но Николай II в Николаевскую военную академию так и не приехал. Ходили слухи, что незадолго до этого кто-то из преподавателей этой академии публично обвинил российские власти за поражение в войне с Японией, что сильно обидело императора…

Однако, уважение властей к академии оставалось прежним. После сдачи выпускных экзаменов шестьдесят с лишним выпускников дополнительного курса и преподавателей академии были приглашены на царский прием в Петергоф. Там, для представления императору, все они были построены в зависимости от результатов учебы. Б. М. Шапошников стоял одним из первых на правом фланге этого строя.

Войдя в зал и выслушав доклад начальника академии, Николай II стал обходить строй, с каждым здороваясь за руку и спрашивая, с какого он полка поступал в академию. Иногда, услышав знакомое название части, император спрашивал место ее дислокации и фамилию командира. При этом все хорошо понимали, что это обычный ничего не значащий церемониал, и поэтому старались давать максимально краткие ответы.

Когда обход причисленных к Генерального штабу был завершен, императора подвели к остальным. При этом начальник академии пояснил, что эти офицеры по итогам своей учебы не попали в списки генштабистов и должны будут вернуться в строй. Но император, видимо, не понял его или прослушал данное объяснение. Увидев стоящего во второй группе своего знакомого лейб-гвардии поручика Кульнева, он подошел к нему, о чем-то поговорил и вдруг поздравил всех непричисленных с зачислением в Генеральный штаб!!! Потребовались дополнительные разъяснения со стороны начальника академии для того, что сгладить данный инцидент и все поставить на свои места.