Шарады любви
Шрифт:
Джастин понимающе кивнул головой. Общество охотно отпускало многие грехи, но никогда не прощало ошибок в вопросах чести. Однако Эдвард был еще достаточно молод, чтобы со временем загладить свою вину.
— Он еще ребенок, — сказал граф. — А память у людей короткая. Если он на протяжении даже одного светского сезона побудет где-нибудь подальше от города, готов поклясться, все забудется. Если, конечно, Эдвард будет себя при этом хорошо вести.
— Но он абсолютно к этому не готов, Джастин! — очень тихо ответила Маргарет. — А я не могу за ним следить. Возможно, его отец мог бы, но не я. Мне он просто
Маргарет смотрела на графа широко раскрытыми, полными слез и мольбы о помощи голубыми глазами.
— Заядлому картежнику не хватит никакого состояния, — размышлял вслух Линтон, все больше хмурясь. Для него не было секретом, сколько достойных семей разорила карточная игра.
— Сейчас он в городе?
Маргарет утвердительно кивнула головой и вдруг закрыла лицо руками:
— Я не знаю точно, что сейчас происходит, но боюсь самого худшего. Ведь Эдвард — друг Шелби…
— Маргарет, но если ваш сын связался с этой компанией подонков, то не лучше ли вам, в свою очередь, послать его к черту? — грубо прервал ее граф.
— Умоляю вас… — прошептала несчастная женщина.
— А чего вы ждете от меня, дорогая? — Линтон подошел к Маргарет и взял ее холодные руки в свои. — Только скажите мне, и я сделаю все, что смогу!
— Вы не могли бы… поговорить с Эдвардом? — неуверенно спросила Маргарет и, заметив, какими глазами посмотрел на нее граф, поспешила досказать: — У вас большой опыт общения с молодежью, Джастин. Мне кажется, что вы знаете, как помочь им встать на правильный путь…
— Вы имеете в виду мое опекунство над Джулианом? — вновь нахмурился Джастин. — Не спорю, мой кузен в юности хорошо погулял, но при этом он редко преступал грань, за которой начинается безрассудство.
При этом граф умолчал, что в высшем свете с большей готовностью простили бы выходки юного лорда Джулиана Карлтона, носящего знатное имя и ожидающего богатое наследство, нежели Эдварда.
— Я также много думала о вашем сегодняшнем положении, Джастин, — опустив глаза, продолжала леди Мейнеринг. — Ваша жена далеко не всегда отличалась приличным поведением, но она очень молода, и вы можете ее контролировать…
Линтон резко отпустил руки Маргарет, вытащил свою знаменитую коробочку с табаком и принялся набивать им ноздри. Его глаза сразу же сделались холодными, а выражение лица — бесстрастным. Маргарет поняла, что допустила ошибку, и поспешила ее исправить:
— Умоляю вас, простите, Джастин. Я просто не подумала, что говорю. У меня и в мыслях не было порочить вашу супругу… Я имела в виду только ваше положение и опыт наставника молодежи. Все это было бы крайне полезно и Эдварду.
— Я предлагаю вам отдать Эдварда в армию, Маргарет, а там будет видно, сможет ли вашего сына исправить армейская дисциплина. К тому же ему поневоле придется расстаться с компанией мерзавца Шелби.
Маргарет пожала плечами:
— Прошу извинить меня, Джастин, за то, что вас потревожила. Вы были настолько добры, что не пожалели времени на выслушивание моих жалоб.
Маргарет тихо и очень неестественно засмеялась.
Линтон
— Я сделаю все, что в моих силах, — повторил он. — Для начала попытаюсь выяснить, насколько глубоко Эдвард увяз в этих игорных делах и что у него за отношения с Шелби. Потом подумаем, как быть дальше.
— Я буду вашей вечной должницей, Джастин!
Улыбка Маргарет была такой растроганной и благодарной, что графу стало совестно за сказанные несколько минут назад резкости. В конце концов, так ли много от него требовалось, чтобы отказывать в помощи старому другу?
После разговора с Маргарет Линтон поехал в свой клуб, где можно было, не вызывая особых подозрений, навести нужные справки. Кроме того, завсегдатаем клуба уже давно был его кузен. Джулиан был примерно одних лет с Шелби и наверняка знал куда больше о делах всей этой шайки проходимцев, нежели Джастин.
Если бы граф Линтон имел представление о том, чем в этот мартовский полдень занимается Даниэль, от его и без того поверхностного интереса к делам Маргарет не осталось бы и следа. Графиня вместе с шевалье д'Эвроном заехала в банк, сняла со счета графа Линтона львиную долю лежавших там денег и направилась в Ист-Энд. Здесь, на залитых нечистотами и дышавших безысходной нищетой окраинах города, улочки были такими тесными, что ехать приходилось черепашьим шагом. При этом обитатели трущоб с открытой неприязнью смотрели вслед экипажу шевалье.
Д'Эврон покосился на свою спутницу и удивился ее спокойствию, хотя в ридикюле Даниэль было несколько сотен гиней. Шевалье и не подозревал, что в боковом кармашке дорожного костюма графини Линтон уютно устроился миниатюрный пистолет с серебряной рукояткой. Темные переулки, бедные полуразвалившиеся домики и маячившие тут и там подозрительные личности мало беспокоили Даниэль, к тому же она еще не забыла свой опыт блужданий по трущобам Парижа. Д'Эврон этих страниц биографии молодой графини знать не мог.
Экипаж свернул в наполненную какими-то неприятными запахами улочку, настолько тесную, что он едва мог по ней проехать. Лошади очень осторожно ступали по неровной булыжной мостовой, покрытой толстым слоем зловонной жижи. По бокам тянулись сточные канавы, в которых возились дети. Женщины с грустными глазами держали на руках плачущих младенцев, пытавшихся высосать хоть что-нибудь из пустых материнских грудей, и с тоскливой покорностью во взгляде смотрели на проезжавших.
Наконец экипаж остановился. Даниэль сошла с подножки и, приподняв полы юбок чуть ли не до колен, зашагала через сточную канаву в своих крепких сапогах для верховой езды. Она ни слова не сказала шевалье, а только показала рукой на высохшего от голода мальчика, стоявшего в толпе столь же истощенных, оборванных мужчин. Даниэль подозвала к себе ребенка и сунула ему в руку шиллинг.