Шардик
Шрифт:
— Нет! — выкрикнул он. — Кельдерек!
Очнувшись от крика, Кельдерек медленно поднялся на ноги. Несколько мгновений он неподвижно смотрел на работорговца, приоткрыв рот и в защитном жесте выставив вперед руку с грязной бугристой коростой на поврежденном ногте, потом заговорил, но таким неуверенным тоном, будто обращался к кому-то другому:
— Все будет, как угодно богу, господин. Это дело огромной важности — даже важнее вашего раскаленного ножа.
Геншед выхватил у Раду нож и яростно полоснул Кельдерека по локтю. Тот не издал ни звука и даже не пошевелился.
— О Крендрик! — Геншед схватил его за запястье и снова занес нож. — Крендрик, король Беклы…
— Меня
Геншед ударил еще раз. Острие вонзилось между парными костями предплечья, и Кельдерек повалился на колени, слабо отбиваясь от работорговца другой рукой. Внезапно Горлан испустил дикий вопль и показал пальцем вдоль тропы.
Посередине между прикованными к камню детьми внизу и местом на возвышенности, где стоял Геншед, кусты с треском раздвинулись, и поперек тропы рухнула огромная ветка — повисший над обрывом конец перевесил, и она медленно соскользнула по откосу в воду. Еще мгновение спустя брешь в зарослях расширилась, и в ней показался косматый зверь исполинских размеров. А уже в следующую секунду Шардик стоял на крутом берегу затона, уставившись снизу вверх на четверых людей.
Ах, владыка Шардик! Великий, божественный медведь, по воле господа явившийся из огня и воды! Владыка Шардик, обитатель священных Ступеней! О ты, который очнулся на ложе из трепсиса в ортельгийском лесу, чтобы пасть жертвой алчности и зла, пребывающих в сердце человеческом! Шардик-победитель, Шардик — пленник Беклы, неуязвимый для стрел и копий! О ты, который пересек Бекланскую равнину и вышел живым из Уртской избоины, властитель лесов и гор, властитель Тельтеарны! Ты тоже принял смертные муки, как беспомощное дитя в руках жестоких людей, но смерть не пришла к тебе! Спаси нас, владыка Шардик! Страшными своими ожогами и гнойными ранами, своим сплавом по опасной глубокой реке, своим дурманным забытьем и кровавой победой, своим долгим заточением и напрасным тяжким путешествием, своими страданиями, болью и утратами, священной своей смертью — спаси своих детей, которые боятся и не знают тебя! Заклинаю папоротником, скалой и рекой, красотой кайната и мудростью Квизо — о, услышь меня, заблудшего и нечестивого, кто даром погубил твою жизнь, а теперь взывает к тебе! Дай мне умереть, владыка Шардик, дай мне умереть с тобой вместе, только спаси своих детей от этого исчадия ада!
Кельдерек ясно видел, что медведь находится при последнем издыхании. Весь скособоченный, отощалый от лишений, одни кости да шелудивая шкура. На передней лапе болтается полусорванный коготь, расщепленный и сломанный: судя по всему, там на подошве глубокая рана, ибо лапу он держит на весу, неуклюже подвернув. Сухой нос и губы потрескались, вся морда уродливо перекошена, словно черты расплавились и сместились. Гигантское тело, из которого неумолимо вытекала жизнь, походило на разрушенный вольер, покинутый прекрасными яркими птицами, тогда как две-три оставшихся видом своим только усиливают горькое чувство утраты в сердце тех, кто на них смотрит.
Похоже, медведя встревожил какой-то шум в лесу позади: он поворочал головой, озираясь по сторонам, а потом тяжело захромал вдоль обрыва вниз, продолжая бегство от незваных гостей. При приближении зверя дети попятились, хором вопя от ужаса, и тогда он остановился, повернулся кругом и двинулся в обратном направлении. Миновав место, где он вышел из подлеска, медведь немного помедлил и сделал несколько неуверенных шагов вверх по склону. Обезумевший от страха Горлан попытался продраться сквозь заросли колючих кустов и толстых лиан, но не сумел и упал на землю.
— Чертова тварь! — сквозь зубы
Он шагнул вперед, но медведь зарычал и шатко поднялся за задние лапы. Геншед отступил.
— Бежим отсюда, а? — проскулил Горлан. — Геншед, бога ради!
— Что, из-за этой твари? И бросить здесь лодку, и похерить шанс на спасение? Да мы попадем прямо в объятия икетцев! Нет, мы не позволим какому-то паршивому медведю все испортить в последний момент. Говорю тебе, он еле живой. Просто убьем его, и все дела.
Геншед подобрал свой лук, брошенный на землю после неудачного выстрела в кайната, и выдернул из-за пояса стрелу. Кельдерек, по-прежнему стоявший на коленях и истекавший кровью из ножевых ран на руке, схватил работорговца за щиколотку.
— Не надо, — задыхаясь, проговорил он. — Он кинется на нас… разорвет на куски, поверь мне.
Геншед ударом кулака повалил его наземь. В следующий миг из леса донеслись приглушенные расстоянием голоса — один отдал команду, другой откликнулся.
— Не бойся, приятель, — сказал Геншед Горлану. — Я всажу в него три стрелы прежде, чем он успеет хотя бы подумать о том, чтобы кинуться на нас. Я знаю пару хитрых приемов — напасть он даже не попытается.
Не сводя глаз с медведя, Геншед нашарил позади себя Раду и оторвал у него от лохмотьев длинную полоску ткани, которую быстро завязал узлом на древке стрелы, чуть ниже наконечника, оставив концы свободными — как у гирлянды или ленточки в девичьих волосах.
При звуке отдаленных человеческих голосов в лесу медведь опустился на все четыре лапы и принялся угрожающе раскачиваться из стороны в сторону всем телом, но уже через несколько секунд прекратил, словно обессилев, и вновь неподвижно замер на месте, уставившись на работорговца.
— Горлан, раздуй огонь в горшке, — велел Геншед.
Мальчик, поняв его намерение, выполнил приказ и трясущимися руками протянул курильницу вперед.
— Держи ровно, — прошипел Геншед и опустил лук с уже наложенной стрелой к сосуду, окуная в огонь один конец тряпицы.
Ветхая ткань вспыхнула мгновенно, и работорговец тотчас туго натянул тетиву и выпустил стрелу. Языки пламени метнулись назад, и казалось, все древко занялось огнем в полете.
Стрела глубоко вонзилась медведю под левый глаз, пригвоздив пылающую ветошь к морде. С неестественным, леденящим душу воем зверь отпрянул назад, яростно царапая когтями жуткую огненную маску. Сухая торчащая шерсть загорелась в считаные секунды — сначала уши, потом молотящая передняя лапа, потом грудь, на которую упали горящие клочки тряпицы. Медведь отчаянно бил лапами по пламени, пожирающему шкуру, по-собачьи визжа и скуля. Когда он, шатаясь, попятился, Геншед выстрелил еще раз, и вторая стрела впилась в правое плечо у самой шеи.
Словно в трансе, Кельдерек поднялся на ноги. Он снова стоял посреди бранного поля в Предгорье, слышал истошные вопли солдат и топот бегущих ног, чувствовал запах взрытой сырой земли. Да, теперь он ясно видел перед собой бекланских солдат, и в ушах гремел грозный рев Шардика, выступающего из-за деревьев. Шардик — ослепительно пылающий факел, несущий всем погибель, яростный огонь, от которого нет спасения. Гнев Шардика наполняет землю и небо, месть Шардика испепелит врагов и сожжет его самого. Кельдерек увидел, как Геншед поворачивается, стремглав несется прочь по тропе и втискивается в расселину в скале. Потом увидел, как Горлан кидается в сторону и плашмя растягивается на траве, а Раду прыгает следом и падает на него. Он рванулся вперед с криком: