ШАРЛЬ ПЕГИ. НАША ЮНОСТЬ. МИСТЕРИЯ О МИЛОСЕРДИИ ЖАННЫ Д АРК.
Шрифт:
Она стала Царицей.
Она стала Царицей Семи Скорбей. [393]
Она плакала, плакала, она так подурнела.
За три дня.
Она стала страшной.
Просто смотреть страшно.
Такой некрасивой, такой страшной.
Что над ней стали бы смеяться.
Наверняка.
Если бы она не была матерью осужденного.
Она плакала, плакала. Ее глаза, ее бедные глаза.
393
Семь скорбей Богоматери — от слов старца Симеона: «…и Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк, 2:35) и бегства в Египет до распятия, снятия с креста и положения во гроб ее сына.
Отныне больше никогда она не будет видеть достаточно ясно.
Чтобы работать.
А ведь потом придется гнуть спину, чтоб заработать на жизнь.
На свою бедную жизнь.
Опять гнуть спину.
Потом, как и прежде.
До гроба.
Штопать чулки да носки.
Иосиф износит ещё.
Словом, справляться со всем, что женщине положено делать по дому.
Сколько приходится биться, чтоб заработать на жизнь.
Она плакала, она стала страшной.
Слипшиеся ресницы.
Оба века, верхнее и нижнее, —
Набрякшие, помятые, побуревшие.
Щеки, испещренные.
Изрезанные.
Изборожденные морщинами.
Словно изъеденные слезами.
На каждой щеке — глубокий след от слез.
Глаза ей жгло огнем.
Никто еще никогда так не плакал.
Меж тем слезы были для нее облегчением.
Кожу ей саднило, жгло огнем.
А Он в то же время висел на кресте, и Его Пять Ран жгло огнем.
И Его лихорадило.
И ее лихорадило.
И была она тем сопричастна Его Страстям.
Она плакала, нелепая, страшная.
До того страшная,
Что над ней наверняка стали бы смеяться.
Потешаться.
Наверняка.
Не будь она матерью осужденного.
Даже уличные мальчишки отворачивались.
Когда ее видели.
Отворачивали голову.
Отводили взгляд.
Чтобы не рассмеяться.
Чтобы не рассмеяться ей в глаза.
А кто его знает, быть может, и чтобы не заплакать.
Счастье еще, что Он знал старого Иосифа Аримафейского. Благодетельный человек этот старец, тут уж сомневаться не приходится.
И какое все–таки счастье, что этот старик соблаговолил проявить к Нему участие.
К Его останкам.
Бренным.
Так что у нее будет все же большое утешение.
Единственное.
Одно–единственное.
Последнее.
Утешение в виде могилы.
Погребения и могилы.
Точнее сказать, Его похоронят в превосходной гробнице.
В новой гробнице.
Вырубленной
В скале.
Прямо в скале.
Сверх того, Его похоронят в превосходном саване.
В простыне.
Для Его последнего ложа.
Для Его последнего сна.
И в довершение всего, Его похоронят в гробнице богача.
Счастье, что этот старый человек займется Им.
Проявит к Нему участие.
К Его телу.
К Его останкам.
Бренным.
Всегда, знаете ли, хорошо, когда о тебе заботятся.
Этот старый мудрый человек.
Добродетельный человек.
Осторожный, как все старики.
Благоразумный.
Осмотрительный.
Внимательный.
Заботливый.
Предусмотрительный.
Бережливый.
Рачительный.
Быть может, чуть–чуть скуповатый, как все старики.
Потому что у них остается уже не так много жизни.
Главнейшего из благ.
Самого большого блага.
Вооз был весьма рачительным. [394]
394
Вооз — благочестивый богатый и рачительный человек из Книги «Руфь». Очевидно, Жанна уподобляет Иосифа Аримафейского этому библейскому персонажу.
Рачительный, дорожащий своими силами.
Рачительный, дорожащий своими деньгами.
И, конечно, дорожащий своим временем.
Он все–таки сделал себе гробницу.
Превосходную гробницу.
Превосходную усыпальницу.
Вырубленную в камне, в скале.
Прямо в скале.
На свою усыпальницу он все–же слегка раскошелился.
Чтобы потом ему было хорошо.
Теперь же ссужает, отдает, оставляет гробницу свою Иисусу.
Ох, ох, это значит, что сын ее вовсе не всеми оставлен.
Раз уж богач уступает ему свою гробницу.
Уступить свою гробницу — это, пожалуй, самое большее, чем можно пожертвовать ради другого.
Особенно если ты стар.
И рассчитывал там почивать в мире.
Специально для этого ее соорудил.
Специально для себя.
Чтобы там почивать в мире.
Старик этот.
Определенно, человек этот самую большую жертву принес, из возможных, Иисусу Христу.
Это был очень достойный человек.
Он был вхож к власть имущим.
К наместнику.
Прокуратору Иудейскому.
Он прекрасно знал Пилата.
Он, возможно, был даже накоротке с Пилатом.
Кто знает.
Никогда ведь не знаешь.
Тем больше заслуга, что занялся он ее сыном.
Она плакала. Она плакала. Она таяла.
Она исходила слезами.
Она глотала горькие слезы.
И в то же время горло у нее было сухим, горящим.
От лихорадки.
Гортань — сухой.
Горящей.