Шарлотта
Шрифт:
После того как все наконец расселись, вдоволь налюбовавшись видами на море и на гостиницу, Шарлотта оказалась рядом с Артуром, который восседал у камина, очень довольный своим добродетельным поступком: мистер Артур предложил Шарлотте занять его стул, от чего она, впрочем, отказалась. В том, как она это сделала, не было ничего обидного, и он с удовлетворенным видом опустился на место. Она отодвинула свой стул так, чтобы отгородиться им, как ширмой, и была благодарна Артуру за каждый дюйм его спины и плеч, широких, несмотря на ее предубеждение.
Артур был столь
— Нам, вообще-то, не следовало зажигать камин в доме, — сказал он, — но морской воздух такой влажный. Я ничего так не боюсь, как сырости.
— А мне повезло, — ответила Шарлотта, — я никогда не чувствую, сухой воздух или влажный. Он почему-то всегда оказывает на меня благотворное действие.
— Я тоже люблю воздух, как любит его всякое тело, — откликнулся Артур. — Мне очень нравится стоять у открытого окна, когда нет ветра, но, к несчастью, сырой воздух не любит меня. От него у меня начинается ревматизм. Вы ведь не страдаете ревматизмом, я полагаю?
— Вовсе нет.
— Это благословение Божье. Но, вероятно, вы страдаете неврозами?
— Нет, думаю, что нет. Во всяком случае, я и не подозревала об этом.
— А я очень нервный. Сказать правду, мне кажется, нервы — самая ненадежная часть моего организма. Мои сестры считают, что у меня разлитие желчи, но я в этом сомневаюсь.
— Вы совершенно правы в том, что сомневаетесь в этом.
— Если бы я страдал разлитием желчи, — продолжал он, — вино вредило бы мне. Но оно всегда приносит мне одну только пользу. Чем больше я выпиваю вина, в разумных, конечно, пределах, тем лучше мне становится. К вечеру мне всегда лучше. Если бы вы видели меня сегодня до ужина, то наверняка решили бы, что я — несчастное создание.
Шарлотта охотно в это поверила. Однако она ничем не выдала своих мыслей и заметила:
— Насколько я разбираюсь в этом, лучшим лекарством для больных нервов являются свежий воздух и упражнения, регулярные ежедневные упражнения, и я бы порекомендовала это лекарство вам в гораздо большем количестве, чем, как мне кажется, вы привыкли его принимать.
— О! Я очень люблю заниматься, — ответил он, — и намереваюсь подолгу гулять, пока я здесь, если погода позволит. Я буду выходить на прогулку каждое утро перед завтраком, прогуливаться по Террасе, и вы часто сможете видеть меня в Трафальгар-хаусе.
— Но ведь вы же не считаете прогулку в Трафальгар-хаус интенсивным упражнением?
— В том, что касается расстояния, конечно нет, но ведь холм такой крутой! Если подниматься по нему в середине дня, то меня наверняка бросит в пот! К тому моменту, как я доберусь до вершины, мне можно
Они приближались к таким глубинам физики, что Шарлотта сочла появление слуги с чаем очень удачным поводом прервать их беседу.
Все мгновенно переменилось. Молодой человек сразу же потерял к ней интерес. Он взял чашку какао для себя с подноса, на котором стояло почти столько же чайничков, сколько было человек в комнате. Мисс Паркер, которая пила чай, настоянный на одних травах, и мисс Диана, чай которой был настоян на других, придвинулись поближе к огню и начали обращаться с Артуром, как с тяжелобольным, чем явно доставили ему немалое удовольствие. Все угощались ломтиками хлеба, поджаренными на тостере. И пока с приготовлениями не было покончено, Шарлотта не слышала голоса Артура — только неясное бормотание и восклицания, выражавшие одобрение. Однако же, когда с этим тяжким трудом было покончено, он снова придвинул свой стул поближе к ней, столь же галантный, как и раньше, и доказал, что думал не только о себе, радушно предложив ей отведать какао и хлеба. Она уже пила чай, чем несказанно удивила его, настолько он погрузился в собственные мысли и хлопоты.
— Я думал, что я успею вовремя, — заявил он, — но какао так долго нужно подогревать.
— Я вам очень благодарна, — ответила Шарлотта, — но я предпочитаю чай.
— Тогда я выпью его сам, — сказал он. — Большая кружка слабого какао по вечерам — это именно то, что мне нужно.
Однако ее поразило, что, когда он начал наливать свое «довольно-таки слабое какао», оно потекло ровной, темной струей, и в это же мгновение обе сестры вскричали:
— О! Артур, с каждым вечером ты завариваешь себе какао все крепче и крепче!
Тот смущенно пробормотал в ответ, что нынче вечером оно действительно получилось несколько крепче обыкновенного, и Шарлотта убедилась, что Артур совсем не был таким сторонником голодания, как бы хотелось его сестрам или как считал он сам. Он с явным удовольствием переключился на поджаренные хлебцы, чтобы больше не слышать своих сестер.
— Надеюсь, вы все-таки попробуете этих хлебцов, — продолжал он, — я полагаю, что они мне особенно удаются. Они у меня никогда не подгорают. Я не кладу их слишком близко к огню, зато, как видите, все края ровно и аккуратно подрумянены. Надеюсь, что вам нравятся сухие хлебцы.
— Когда на них сверху положен толстый слой масла, тогда конечно, — заметила Шарлотта, — и никак иначе.
— И я такого же мнения, — сказал он, чрезвычайно довольный. — В этом вопросе мы мыслим одинаково. И хотя сухие хлебцы считаются полезными, я думаю, они очень вредны для желудка. Если на них нет масла, которое смягчает их, они могут повредить слизистую желудка. Уверен, что так оно и есть. Я буду иметь удовольствие намазать для вас гренок маслом, а потом намажу еще один для себя. Очень плохо для стенок желудка — они раздражают его и действуют подобно рашпилю, но некоторых людей переубедить невозможно.