Шашки наголо! Воспоминание кавалериста

Якушин Иван

Какой–то отдушиной для курсантов было участие их в художественной самодеятельности. На прослушивании кандидатов, желающих записаться в хор, был и я. Участники хора освобождались от непосредственных хозяйственных работ, таких, например, как спасение тюков табака от разлива реки Томь. При прослушивании я старался как можно громче и отчетливее пропеть куплеты песни, не особо считаясь с мелодией, исполняемой на рояле. Слух меня подвел, и в хор меня не приняли, в то время как курсанты с тихим, на мой взгляд, непригодным для хора голосом записались в хор.

Демонстрировали для нас и новые кинофильмы в большом кинозале, расположенном рядом с нашей казармой. В кинозал мы ходили, чтобы выспаться. Во время сеанса в темноте нам никто не мешал хорошо поспать, так как спать до отбоя курсанту не разрешалось. А сна нам не хватало. 1 О часов занятий, из которых более половины на морозе, и 4 часа самоподготовки под присмотром офицера, остальное время уходило на питание, умывание и прочие бытовые надобности, так что на личные

дела время почти не оставалось.

Кормили нас хорошо, но занятия нас так изматывали, что, несмотря на калорийное и достаточное для нормальных условий питание, нам все было мало, и при случае мы покупали булку или белый хлеб (черный хлеб в Сибири не выпекали). Для борьбы с цингой нам подавали на стол сибирский чеснок (калбу). Кал6а напоминала листья щавеля, но запах имела чеснока. Для более полного освоения нами витаминов врач училища предложил поварам картофель мыть, но не чистить, варить его с шелухой, так как в шелухе и под ней много витаминов. С этого времени и в супе и в пюре у нас картофель был с шелухой. Ну, а что курсанты? Курсанты все съедят.

В программу подготовки курсантов входила и лыжная подготовка. Лыжный кросс проходил по льду реки Томь. Надо было показать умение ходить на лыжах на дальность и скорость. В кроссе принимали участие все курсанты училища. Томь была покрыта достаточным слоем снега, на котором проложены две хорошие лыжни, чуть припорошенные свежим сухим снегом. Для курсантов–сибиряков преодоление намеченной дистанции не составляло большого труда, дя них ходьба на лыжах была привычным делом. Нам же, ленинградцам, а особенно мне, непривычным к дальним лыжным прогулкам, участие в кроссе было делом непростым. Уже на старте я оторвался от основной группы лыжников. Меня стали обгонять лыжники из последующих групп. Безнадежно отстав от своего взвода, я стал думать, как мне выйти из такого положения. Ведь командир взвода не похвалит, и ребята засмеют. По карте я знал, что река в этом месте делает петлю, и я, недолго думая, чтобы сократить путь, снял лыжи и, взвалив их на плечо, стал карабкаться по крутому берегу Томи на противоположный склон. Спустившись по склону на другую излучину реки, обнаружил, что лыжня пуста, никого. Думая о том, что и здесь мне не удалось догнать своих, я поднажал на палки. К моему удивлению, уже перед финишем меня стали догонять наши лыжники. На финиш я пришел третьим. Командир взвода, лейтенант Сербин, похвалил меня. Пришлось признаться, что я сократил путь, перелезая через берега излучины. Сербин ругать не стал, а, наоборот, еще похвалил меня за находчивость.

На одном из занятий по тактике нам было приказано за одну ночь отрыть, оборудовать и замаскировать НП батареи в полный профиль. Место было выбрано на склоне одной из высот, в шести–семи километрах от города. Мороз был по–сибирски крепким, 40 градусов. Вооружившись шанцевым инструментом (ломы, кирки, большие и малые саперные лопаты), мы после тщательной разметки с наступлением темноты приступили к работе. Сняв метровый слой снега, принялись ломами и кирками врубаться в мерзлый грунт, выковыривая из него булыжники. Наработавшись до пота и добравшись до мягкого грунта, мы в изнеможении падали на него. Пока мы отдыхали 10–15 минут, грунт опять успевал промерзнуть на 8–10 сантиметров, и мы опять принимались за ломы и кирки. И так повторялось по нескольку раз, пока глубина не достигла по грунту почти двухметровой отметки. Потом последовала распилка бревен и укладка наката, планировка амбразур, смотровых щелей и установка стереотрубы. Засыпав накат хвойным лапником, землей и свежим снегом, утомленные, но довольные своей работой, мы перед рассветом вповалку улеглись в оборудованном нами НП, плотно прижавшись друг к другу. А утром нас ждало разочарование. Приехавший к нам командир дивизиона заявил, что наш НП обнаружен, и надо снова рыть новый НП на новом месте, соблюдая тщательную маскировку. И все повторилось сначала.

Взвод наш имел не только хорошие показатели по строевой подготовке, но и занимал одно из первых мест по строевой песне. Пели мы как общеизвестные песни, такие как «Марш артиллеристов», «Дальневосточная, краснознаменная … », так и малоизвестные песни, такие как «Наказ футболиста», «Марш курсантов 1–го Томского артиллерийского училища».

Наказ футболиста

Вчера, друзья, в сраженьи бравом, Карьера кончилась моя, На футболматче с Наркомздравом Сам лучший бек, сам лучший бекподбил меня. Теперь, товарищи, прощайте, Недолго мне осталось жить, Навеки буду я в офсайте, Позвольте вас, позвольте вас мне попросить. Когда умру, похороните На стадионе вы меня, Бюро–ячейку попросите Из списков вычеркнуть Немедленно меня. Не надо мне поповской банды, Не надо своры мне солдат, Пусть все футбольные команды За гробом с песнею идут, как на

парад. Несите спереди на крышке Футболку, трусики мои, И бутсы, камеру с покрышкой, Все принадлежности футбольные мои. Ногами в аут положите, А головой под самый гол И на могиле напишите: «Покойный здесь, покойный здесь играл в футбол».

Сначала весь куплет бодрым голосом исполняет запевала, последующие две строки подхватывает взвод. Автор песни неизвестен. Эту песню особенно полюбили мальчишки, живущие возле училища. Наш взвод они узнавали по песне и, когда мы проходили, нам кричали: «Еще раз спойте про футболиста!»

Марш курсантов 1–го Томского артиллерийского училища

Из лучших людей для борьбы за свободу Для армии нашей страны Ты кадры ковала в суровые годы Великой Гражданской войны. При пев Наше Томское артиллерийское Воспитало в нас дух боевой, За нашу Родину по зову партии Курсанты первыми пойдут в победный бой. И снова твои молодые питомцы Фашистов без промаха бьют И песни о первом училище Томском В тылу и на фронте поют. О наших курсантах, о преданных людях Родная узнала страна, Советский народ никогда не забудет Про подвиг Ильи Шуклина. Почет заслужили делами своими, Училище славой покрыв, И Первого Томского гордое имя Звучит, как к победе призыв! За правое дело, за Красное знамя Нас в бой посылает народ, Мы знаем, мы верим: победа за нами, К ней партия твердо ведет.

Слова марша написал курсант 1–го ТАУ, бывший спец Московской спецартшколы, Викторов Костя.

Особое внимание в нашей подготовке уделял ось освоению основных предметов артиллерии. Подготовка данных для стрельбы, глазомерная неполная и полная подготовка данных для стрельбы, огневая подготовка, материальная часть орудий и стрелкового оружия, их тактико–технические данные и т.д. Более глубоко изучались тактика и топография, отрабатывалась строевая подготовка, изучался строевой и дисциплинарный уставы. Достаточное время отводилось и практическим занятиям.

При сдаче государственных экзаменов по основным предметам на «пять», а по остальным не ниже четырех баллов присваивалось звание лейтенанта. При наличии по основным предметам хотя бы одной четверки присваивалось звание младшего лейтенанта.

В течение всего курса я по основным предметам имел твердые пятерки и надеялся на присвоение мне звания лейтенанта. Но… подвел зуб. А дело было так. Накануне госэкзаменов у меня разболелся зуб, щеку раздуло большим флюсом, поднялась температура, и меня положили в медсанчасть. Чтобы не отстать от взвода и не остаться еще на полгода в училище, пришлось просить командование допустить меня к экзаменам с раздутой щекой и больным зубом. Мою просьбу удовлетворили. Но больной зуб подвел меня на строевой подготовке. Я не смог как положено «печатать» строевой шаг и сильным, командирским голосом подавать команды. Все эти «упражнения» острой болью передавались больному зубу. В общем, по строевой подготовке я получил четыре балла и то с натяжкой за свои прежние заслуги, а вместо звания лейтенанта мне было присвоено звание младшего лейтенанта.

Но меня это не очень огорчило. Лишь бы скорее расстаться с училищем. И следуя поговорке, что в таком случае «меньше взвода не дают и дальше фронта не пошлют», Я успокоился.

За время занятий в училище я из тетрадных листов сброшюровал себе нормативный справочник, записную книжку. В нее я очень кратко, убористым почерком записывал все основные правила по стрельбе и основные тактико–технические данные артиллерийских орудий. На фронте эта записная книжка долгое время была мне подручным справочником как на арттренажерах, так и при проведении занятий во взводах. Все было хорошо, пока уже в 1944 году про мою записную книжку не пронюхал начальник артиллерии нашего 24–го гвардейского кавполка гвардии майор Сонин. Взяв мой самодельный справочник на время, он так и не вернул его мне. Но это в 1944 году. А в мае 1943 года выдали нам новенькое обмундирование, полевую сумку, кобуру под пистолет, полевые погоны с одним просветом, продовольственный! денежный и вещевой аттестаты. С большим удовольствием крепили мы звездочки на погонах. Теперь мы офицеры! Зачитали приказ. 60% курсантов (бывших) направили в Иран, 25% в Уральский артиллерийский центр и только 15% на фронт. В эти 15% попал и я. Никакого выпускного вечера или бала не было. Не было времени и на стажировку в воинских частях в тылу, фронт требовал пополнения. Нас, восемнадцатилетних, наскоро испеченных офицеров, ждал фронт.