Шашлык из леопарда
Шрифт:
– Если нужно сделать такое предложение, от которого она не сможет отказаться...
– нарочито сухо начала она.
Он внезапно пресек движение ее холодной мысли резким, ударом. Шар грохнул в лузу.
– Это ей хочется сделать такое предложение... Ладно. Разберусь.
Похоже, он уже злился на себя за то, что дал хмельную слабинку, которая сегодня была позволительна только ей, сменившей стиль.
"Точно-точно. Это все от того, что ты сменила стиль", - сказала она себе и еще подумала, что пора ей уходить в гражданские адвокаты по разводам
И еще она изумилась.
"Надо же, до такой степени сегодня ничего не происходит!" - изумилась она сквозь шум усиливавшегося, но все еще приятного и ненавязчивого хмельного ветерка.
Она оказалась в одной компании с человеком, у которого тоже больше ничего не происходит. Ни развода, ни примирения... Еще один кандидат для поступления на работу в глобальную корпорацию, которой не существует. Настоящий кандидат. В отличие от другого, ненастоящего, несуществующего. Но от которого теперь зависело все в ее собственной жизни... Просто сама жизнь. Какую бы крутую суперохрану ни выставлял сейчас босс к дверям этого клуба или в дверям ее квартиры.
А пока не произошло фатального звонка, можно было делать все, что угодно. Надо позволить себе делать.
Надо просто подойти к нему и посочувствовать. Раз в жизни. Под предлогом хорошего шампанского.
Он нагнулся над столом. Какой-то сложный удар. Какая разница, какой. Все равно не пройдет!
Она подошла к нему и положила руку ему на затылок.
– Олег.
Он оцепенел под ее рукой.
– Слушай меня. У нас, типа, хэдхантеров, есть такой кошмар. У нас на фирме это называется "кандидат съел билет".
Он распрямился под ее рукой. Приставил кий к столу и повернулся к ней.
Она так и держала его за затылок. Сейчас он никуда не денется из-под ее руки.
– Это когда все со всеми договорились, все подтверждено, авансы, знаешь, проплачены, а кандидат просто не выходит на работу... Понимаешь? В фирму клиента. Просто не выходит и все. Он в ауте. Это наш самый страшный кошмар.
Хохлов смотрел на нее сейчас, как смотрят хорошие дикторы из телевизора на зрителей, а она, вытянув руку вверх, держала его за голову, зная, что не отпустит, пока что-то сегодня не случится.
– У нас было дело... Кандидат... это была она... отличный менеджер. Должна лететь в Европу, в головной офис. У нее на руках билет на самолет. У подъезда стоит наша машина - везти ее в аэропорт. Понимаешь, да, что произошло?
Хохлов осторожно кивнул под ее рукой:
– Съела билет, да?.. Просто не вышла из квартиры?
Она тоже кивнула в ответ, чувствуя, что так недолго уронить голову. Не его - свою.
– Типа того.
– Забаррикадировалась?
– Типа того...
– Она была твоим клиентом?
– Кандидатом. Но не моим. Не моей...
– И тебя послали к ней?
Голову Хохлова стало держать легче, его голова прекратила сопротивляться. Если приглядеться к его голове - стала немного ближе и ниже.
– Ну, я не СОБР, вообще-то...
Вот он кошмар! Слезы подкатили... Стой, подруга! Нажралась, дура, расслабилась.
Как-то она легко взлетела над полом и оказалась на бортике стола...
Губы у него не бледные, а оказались такими сухими. Очень сухими и очень мягкими. Странно, такие легкие губы у такого... Кого? И такая легкая рука. Она уже висела в воздухе, парила-плыла на спине над бильярдным столом, едва не касаясь затылком поверхности. Вот он, кошмар! Точный удар кием - и ее голова покатится и упадет в лузу. "Чужой"... нет, это "чужая" в дальнюю. Хорошо бы, в самую-самую дальнюю!
– Нет!
Первое "нет" за сегодня.
– Что с тобой?
– Участливый, теплый шепот.
– Подними меня, пожалуйста.
Голова немного кружилась. Пол, появившись под ногами, покачивался. Хохлов и кий стояли перед ней неподвижно.
Справиться со своими губами, с языком - и сказать очень четко, с правильной дикцией:
– Это предложение я сегодня принять не могу. Извини.
Он кивнул. Все нормально. Ничего еще не происходит.
Она вспомнила.
Теперь черт с ней, с дикцией:
– Ты это... ты меня перебил. Я что хотела сказать... Знаешь, в конце концов она имела право. Такое последнее право. Ведь это мы с клиентом наехали на нее с предложением... Давили на психику. А ей просто хотелось... ну, не знаю чего.
Она посмотрела ему в глаза. Он понимал.
– У нее было это последнее право... Знаешь? Съесть билет. У каждого есть. Ты понимаешь, о чем я?
Можно было не спрашивать.
– Она, кстати, потом прислала деньги. За билет. И за это... типа, бензин... Вот такая, понимаешь...
– Я так и думал, - сказал он, соглашаясь с ней чисто по-джентльменски.
Придерживаясь за борт, она отвернулась и увидела на столике свой бокал. Почти пустой. Последний глоток.
Она оттолкнулась от борта, пошла к столику. Все нормально. Последний глоток. Так сухо во рту. После таких сухих губ.
Она потянулась к бокалу - и тогда раздался выстрел. Она отдернула руку, так и не дотянувшись.
Эсэмеска! Как бомба.
Вот он! Он как будто все видел! Он и здесь камеру поставил. Где-то здесь... Дожидался подходящего момента.
Сумка-айфон-сообщение.
ПРИВЕТ, РЕПЕЙ! ШКОЛА. НА СТАРОМ МЕСТЕ. 23-23-23.
Она прочла и повторила.
У него все в эсемеске с точками. Пунктуален.
Он первый раз назвал ее "Репьем". Это - плохой признак. Очень плохой.
– Нет.
– Это не ему, а Хохлову, на какой-то вопрос.
Хохлов что-то спросил еще. Она что-то ответила.
Что это - 23-23-23?.. Ну да! Дата и время. Двадцать третье - это когда? Завтра!.. А какого числа у них был выпускной? Ну да! Чего проще! Наверно, двадцать третьего июня и был. Ленка сказала, годовщина. Пятнадцать лет.