Шатун (Однокла$$ники)
Шрифт:
Парализованный столь нежданной встречей с лесным бродягой, Кирилл застыл на месте, запрокинув голову. Он видел, как голова медведя заслонила собой часть звездного неба, и слышал его шумное сопение. Зверь, по-своему ошарашенный изобилием добычи, на несколько секунд замер, словно раздумывая, на кого броситься в первую очередь. И тут один за другим защелкали выстрелы. Медведь взревел настолько громко и страшно, что в лесу проснулись и взмыли в черное небо стаи птиц.
– Сюда!
– вдруг услышал Кирилл голос Веры.
Она сошла с ума! Втянув от страха голову в плечи,
Кириллу проще было пробежать через огонь в горящем особняке, чем рядом с обезумевшим от боли чудовищем, но Вера уже каким-то чудом смогла вырваться за пределы частокола. Потеряв представление обо всем, даже об опасности, Кирилл начал протискиваться между бревном, подпирающим ворота, и мохнатым, крепко пахнущим дичью телом. Авантюрность этого поступка зашкалила, и страх мгновенно сменило идиотское веселье. Кажется, Кирилл довольно грубо оттолкнул от себя горячий и мягкий бок медведя и при этом сказал что-то вроде: «Извините, но не могли бы вы подвинуться…»
Раненый зверь пришел в бешенство от боли и дерзости мужиков, стреляющих в него, и потому, наверное, не обратил внимания на щекотавших его бок людей. Кирилл поверил в свое чудесное спасение лишь тогда, когда, ломая ветки и тонкие деревья, пробежал по лесу метров триста и, споткнувшись, упал лицом в снег. За частоколом, на дворе, творилось нечто страшное, и оттуда доносились звуки беспорядочной стрельбы, вопли мужиков, клацанье зубов, хруст костей и устрашающий рев медведя.
– Ты где?
– услышал он шепот Веры.
Она приблизилась к нему, извиваясь в борьбе с сугробами и веревкой, стягивающей ее руки, повернулась к нему спиной и подставила к его рту руки.
– Развяжи!
Он тотчас вцепился зубами в узел и стал рвать его. Прежние земные чувства - обида и опустошение - ушли куда-то на второй план. Восторг от свободы и невероятного везения заполнил его душу, и Кирилл, дурачась как мальчишка, рычал, крутил головой, грыз веревку, изображая зверя.
– Это был тот самый шатун-людоед, - спокойно и со знанием дела сказала Вера, когда освободилась от пут и принялась развязывать руки Кириллу.
– Почему ты решила, что это тот самый?
– Потому что он два раза в сутки подходит к воротам - в восемь вечера и восемь утра. Его Ваня прикормил.
Кирилл повернулся к девушке, отвязал с запястья конец веревки и сунул его в карман.
– Чем прикормил? Бараниной?
– Да.
– И ты для этого косолапого готовила мясо?
– Да, для него.
Кирилл стоял перед Верой и ломал тонкую хворостину.
– А зачем он это делал, Вера?
– На всякий случай, - ответила она и, повернувшись, пошла по черным полосам теней.
– Подкармливал, как приблудную собаку. Он вообще любит животных.
–
– Благодаря этому людоеду, между прочим, ты сейчас на свободе.
– Вера, - скрипнув зубами, произнес Кирилл, и по его интонации она поняла все, что он собирался ей сказать: что уже не верит ни одному ее слову, потому что Курга оказался негодяем, он шантажировал хороших и добрых людей да еще прикормил кровожадного зверя, чтобы держать заложников в страхе и творить свои черные дела…
– Все!
– крикнула она и пошла быстрее.
– Все! Не хочу тебя слушать! Думай, что хочешь! Надоело…
– Нет, еще не все, - ответил Кирилл, догнал ее, подтолкнул к сосне, обнял и просунул руку под ее пальто. Сразу нащупал за поясом пистолет. Вера с опозданием догадалась о коварстве Кирилла, стала яростно сопротивляться и даже пустила в ход ногти.
– Отпусти!.. Отпусти, негодяй!.. Глаза выцарапаю!..
– А ты, значит, все-таки вернула его себе? Ловко!
Она извивалась, крутила головой, двигала коленками и, в конце концов, укусила Кирилла в шею. Завладев пистолетом, он отступил на шаг.
Некоторое время они молчали, лишь шумно дышали и хищно смотрели друг на друга.
– Зачем он тебе был нужен?
– спросил Кирилл.
– Надо!
– дерзко выкрикнула она.
– Обойдешься.
– Отдай по-хорошему, - пригрозила Вера, исподлобья глядя на Кирилла.
– Тебе надо ноги уносить, а не о пистолете думать. Давай, дуй отсюда! Я тебя не видел и не знаю.
– Отдай пистолет!!
– стиснув зубы, произнесла Вера и вцепилась Кириллу в безрукавку.
Он снова прижал ее спиной к дереву, легко поднял вверх ее руки и завел за ствол. Беспомощная, обессилевшая, измученная жестокостью людей, зверей и судьбы, она вдруг перестала сопротивляться и горько, навзрыд, заплакала. Слезы полились по ее щекам. Вера не могла даже вытереть их.
– Я не могу вот… вот так взять и уйти, - всхлипывала она. Ее губы дрожали, подбородок прыгал.
– Я должна доказать, ч-что… мой брат н-никого не убивал…
Кирилл перестал держать ее руки. Вера опустилась на корточки. Ее мокрое от слез лицо блестело в свете луны.
– Ну все, успокойся, - сказал он. Его голос помягчел, будто ее слезы что-то растопили в его груди.
– Как ты теперь докажешь? Все против тебя… Точнее, против нас.
– Я найду убийцу и приведу его туда… И тогда Ирина уничтожит бумагу… А когда у нее не станет этого ядовитого жала, я вызову милицию…
– И милиция сразу наденет на тебя наручники.
– А я покажу им фотографии.
– Какие фотографии?
Вера вытерла нос платком, привстала и сунула руку в карман пальто. Чтобы разглядеть, что лежит у нее на ладони, Кириллу пришлось вывести Веру из тени сосны на залитую голубым светом прогалину.
Это были полароидные фотокарточки, пять штук. При весьма скудном освещении невозможно было уверенно сказать, что на них запечатлена именно Вера.
– Что это?
– спросил Кирилл, перебирая снимки, как карты.
– Где ты их взяла?