Шайтан-звезда (Книга первая)
Шрифт:
– Для сближения с женами это дает силу, о друг Аллаха! – Хашим рассмеялся своим старческим смешком. – А нам предстоит сближение с индийскими мечами и рудейнийскими копьями, клянусь Аллахом!
Услышав из его уст такие слова, Джейран сердито посмотрела на старика – и он, поймав ее взгляд, быстро поцеловал себе ладонь левой руки, одновременно подмигнув девушке.
И непонятно было, что этот вредный старикашка имел в виду – то побоище, которое они затевали ради спасения Ади аль-Асвада, или твердое намерение Джейран сделаться его женой.
Прошло еще немного времени – и площадь
– Они хотят покончить с этим делом до полудня, о госпожа, – сказал осведомленный Афиф. – Царь наш уже стар, сидеть в такую жару на солнцепеке ему не под силу. К тому же собираются казнить его сына, его прежнего любимца, рожденного его любимицей, а не этой пятнистой змеей, разорви Аллах ее покров! О госпожа, если бы войско было не на границе, где оно сдерживает франков, а поближе к Хире, они не осмелились бы казнить аль-Асвада!
– О друг Аллаха, разве ты не знаешь, что уже больше месяца с франками перемирие? – спросил Хашим.
– Нам об этом не сообщали, о шейх, – отвечал метельщик. – Ведь все сведения сперва получают во дворце, а потом уж они доходят до нас.
– На что же купцы и вожаки караванов? – осведомился старик.
– Уже много дней в Хиру не приходили караваны, о шейх.
– А что говорят в городе о том, что царь так торопится с казнью мятежников?
– Говорят, что все это – по наущению пятнистой змеи, покарай ее Аллах! Когда ее только привезли в Хиру, она покровительствовала бедным, и раздавала милостыню, и даже построила мечеть. А теперь налоги возросли, но строительства не ведется, и куда делись наши деньги – непонятно. Аль-Асвад не раз присылал военную добычу и пленных, но и это ушло, как вода в песок, клянусь Аллахом! Наши городские стены подобны тем, что делают из камушков дети, и лучше бы укрепить их, чем содержать у каждой дырки отряд стражников и привратников!
– А ты мне нравишься, о метельщик, – неожиданно заявил Хашим.
Джейран, слушавшая эту беседу, отвлеклась от дверной щели, но тут шум на площади заставил всех троих снова прижаться лицами к двери.
Впереди неторопливо ехали всадники с копьями, и развевались на ветру подвязанные к копьям треугольные белые знамена Хиры. За ними шли пешие стражники с дубинками, чтобы отгонять любопытных. Их построили так, чтобы между верблюдами с осужденными и толпой в любом случае оказалось не менее четырех рядов стражников.
Но ради такой скудной толпы не стоило беспокоить столько вооруженных мужчин.
Осужденных действительно разрядили в парчу и в шелк, вместо тюрбанов на головы им надели остроконечные колпаки, разукрашенные пестрыми лоскутками, и верблюды, на которых их посадили, были двугорбые. За спиной каждого на заднем верблюжьем горбу сидело по ученой обезьяне. Эти обезьяны неустанно молотили кулачками по плечам и спинам заключенных.
– Ради Аллаха, сколько же их? – прошептала Джейран.
– Я вижу воспитателя аль-Асвада, благородного Хабрура ибн Омана, да спасет его Аллах! – сказал Афиф.
Джейран вгляделась – и нашла в пестроте нарядов огненно-рыжее пятно. Очевидно,
– Почему его везут первым? – спросила она.
– Видимо, именно его и казнят первым, а потом – всех сторонников аль-Асвада, чтобы он видел, как они погибают из-за него и его мятежа, – отвечал Хашим. – Обычно так и делается, о звезда. Аль-Асвад, скорее всего, едет последним.
– Я не хочу, чтобы он погиб, – сказала Джейран. – Он был добр ко мне. Может быть, он спас меня от смерти.
– Не торопись, о госпожа! – воскликнул Афиф, но Джейран уже отодвинула засов.
– Не бойся за нее, о друг Аллаха, – удержал его Хашим. – Сейчас ты увидишь дивные дела!
Джейран замерла на пороге. Она ощутила страх.
Старик был уверен в ней, как маленький ребенок уверен в силе своего отца. Когда они вместе замышляли нападение, то все, что бы она ни говорила, он принимал с одобрением и даже восторгом. Джейран, которую за всю ее жизнь не так уж часто хвалили, воодушевлялась и предлагала новые затеи. И вот сейчас она поняла, что если нападение провалится – то отвечать перед троном Аллаха за гибель мальчиков будет лишь она, а Хашим извернется, прикрывшись старческим малоумием. Ибо не станет же разумный человек выполнять все, что придет на ум женщине!
Чем ближе подходила она к помосту для казни – тем меньше могла разглядеть осужденных.
А там уже стояли колоды, лежали топоры и стояли обнаженные по пояс молодцы, все искусство которых состояло в том, чтобы с одного удара лишить человека руки или ноги.
Казнь мятежникам полагалась скорая – лишение сперва рук, потом ног, а потом уж головы. Тела и конечности сжигались, головы надевались на колья и выставлялись вдоль стен дворца.
Вообразив себе хрип и стоны казнимых, потоки крови с помоста, Джейран ощутила сперва тошноту, потом ярость.
Она должна была спасти аль-Асвада – не затем, разумеется, чтобы непременно войти в царскую семью! Об этом она, вспоминая о мгновениях в темной пещере, и не думала. Джейран не могла допустить, чтобы принял позорную смерть тот, кто так высоко ставил достоинство и честь!
Ведь и она всю свою недолгую жизнь прожила по законам чести, не давая обетов, не усердствуя в соблюдении установлений, а просто так у нее вышло.
И когда она говорила аль-Асваду в пещере, что его достоинство даже в этом бедственном положении осталось с ним, ибо бесчестный человек и не заметил бы такой пропажи, то в какой-то мере она рассказывала о себе. Ведь она одолела горный перевал и пещеры еще и потому, что из-за нее пострадала другая женщина, и Джейран в голову не приходило, что можно устраниться от совершенного ею зла, даже не пытаясь его исправить.
Откуда в ней это ощущение достоинства и чести – она не знала.
Она увидела в толпе Джахайжа и Ханзира. Переодетые в те лохмотья, что собрали для них метельщики, они выглядели как подростки, которых плохо кормят. Но она знала – обоим уже исполнилось пятнадцать, так что они даже имеют право жениться и за свои поступки отвечают наравне со взрослыми мужчинами. Джейран улыбнулась им, как бы говоря этой вымученной улыбкой и хитрым прищуром: о мои Ослик и Поросенок, потерпите еще немного!