Шайтан-звезда (Книга первая)
Шрифт:
А где-то рядом были Чилайб с Каусаджем, крепыш Вави, сын Фалиха, и маленький Марджан, и другие пары, испытанные в схватках с озерными кабанами.
В отдаленном переулке Джарайзи, Бакур и Дауба держали коня.
Вся надежда была на красавца-жеребца, поражающего взоры, подобно Абджару, принадлежавшему Антару. Джейран не знала, как его звали прежде, и дала ему обычное для бедуинов имя Катуль. И жеребец, как будто обладая разумом, откликался, откуда бы ни звала его девушка.
Ни Хашима, ни мальчиков это вовсе не удивляло, ибо иначе и быть не могло: наилучший
Вдруг толпа всколыхнулась, люди торопливо стали опускаться на колени, пряча лица в рукавах.
Помост для царя и свиты был поставлен так, что к нему можно было подъехать по улице, соединявшей базарную площадь с площадью перед дворцом, совершенно незаметно. О прибытии своего владыки горожане догадались по тому, что свита стала занимать на помосте приличные каждому места.
Преклонила колени и Джейран, но нашла возможность посмотреть из-под изара, что творится на помосте.
Царь, одетый, как и должно старцу, в долгополое одеяние из парчи, с посохом, в большом белом тюрбане, тяжело опустился на приготовленные для него подушки. Сразу же чернокожие рабы подмостили под него валики, чтобы он мог опереться спиной и удобно расположить локти.
Казалось, старец не понимал, для чего его сюда привели. Он перешептывался со свитой и даже изволил сказать нечто такое, от чего трое вельмож почтительно рассмеялись.
Рядом сел юноша семнадцати лет, красивый и прелестный, стройный и соразмерный, тоже в долгополом одеянии, и свита оказала ему такие почести, что Джейран поняла – это и есть царевич Мерван.
За спиной царя натянули тонкие шелковые ковры со звездчатым узором, сделав из них как бы дугообразную стену, и за ними началась какая-то суета. Очевидно, из дворца прибыл еще кто-то, желающий тайно посмотреть на казнь.
– О пятнистая змея… – услышала Джейран шепот у себя за спиной.
– О проклятая… – прошелестело где-то слева.
Верблюдов с осужденными завели между обоими помостами. Аль-Асвада, Хабрура и еще не менее двадцати человек, отвязав от седел, поставили всех вместе. Джейран, как ни вглядывалась в них, стоящих плечом к плечу, в шутовской пестроте их парчовых нарядов, в лохмотьях, свисающих с колпаков, не могла понять, который из них – Ади.
Заговорил глашатай, извещая о событии.
Джейран и без узаконенных обычаем проклятий знала, что сотворили Ади аль-Асвад и его товарищи.
Вышел и обратился к горожанам хорошо известный им эмир Джубейр ибн Умейр, статный воин, из тех, кого цари приберегают на случай бедствий, одетый в черную парчу, с большими нашивками на груди и на плечах из зеленовато-желтого золота. Он говорил от имени царя – но речь эта не была речью разумного отца, карающего восставшего сына. Вообще ни слова не было сказано о том, что мятежник аль-Асвад – старший сын царя.
И, наконец, палачи вывели первого из осужденных – Джейран узнала в нем Ахмеда, того, что привел отряд к пещере.
Без долгих рассуждений один из палачей бросил его на колени, другой схватил за правую руку
Джейран, не ожидавшая такой поспешности, едва не потеряла сознание.
Ахмед поднес к лицу обрубок и вымазал щеки и бороду хлещущей кровью.
Царь внезапно поднял руку, приказывая остановить казнь. Он сказал что-то Джубейру ибн Умейру, тот подошел к краю помоста и жестом велел подвести Ахмеда поближе к себе.
Они встали один напротив другого: полководец в парчовом халате, в тюрбане поверх сверкающего остроконечного шлема, и мятежник с окровавленным лицом, чью правую руку сообразительный палач перехватил веревкой, чтобы кровь не хлестала.
– Зачем ты сделал это, о враг Аллаха? – спросил Джубейр ибн Умейр.
– Я боялся, что от потери крови мое лицо побледнеет, – отвечал Ахмед. – Тогда люди, глядя на мою бледность, могут подумать, что я боюсь смерти и побелел от страха! А я не хочу, чтобы они видели мою бледность и плохо думали обо мне, клянусь Аллахом!
Джубейр ибн Умейр стремительно повернулся и подошел к царю. Он что-то сказал вполголоса своему повелителю, тот отмахнулся, Джубейр ибн Умейр обратился снова. Очевидно, речь шла о помиловании, только Джейран не могла понять, кто из них двоих сжалился над Ахмедом, а кто – непременно желает его смерти.
Царевич Мерван вмешался в эту беседу и указал на Ахмеда таким движением, что ни у кого не возникло сомнения: этот – за смерть!
– О звезда…
Это был не голос, а дыхание, коснувшееся ее уха. Джейран резко повернулась – и увидела Хашима. Старикашка, которого можно было сбить с ног взмахом ишачьего хвоста, увязался за ней в толпу, свято уверенный, что рядом с Шайтан-звездой тому, кто поклоняется ей, никакие бедствия не угрожают!
Стоя рядом на коленях, Хашим смотрел на свою звезду с тревогой. Он не понимал, почему Джейран все еще на площади, а не там, где положено быть по замыслу.
Его густые, торчащие на два пальца вперед брови приподнялись от изумления, и Джейран впервые ясно увидела глаза Хашима – такие же светлые, как и у нее!
Но некогда было размышлять, откуда прибрел в земли правоверных этот причудливый старик, и где его предки, и какого он рода. Потому что Хашим, ни мгновения не сомневаясь в Джейран, вдруг завопил голосом, пронзающим уши до самой печенки:
– Справедливости, о царь! Справедливости! Ради Аллаха – справедливости!
Люди откачнулись в разные стороны, валясь наземь, а Хашим шустро вскочил на ноги, схватил Джейран за руку и негромко приказал:
– Дорогу, о правоверные, дорогу!
Она тоже вскочила и, словно верблюд в поводу, повлеклась следом за Хашимом, прокладывавшим путь сквозь толпу с бесцеремонностью погонщика ослов.
Им навстречу уже спешили четверо стражников.
И первый из них, не задавая лишних вопросов, замахнулся на Хашима крючковатой дубинкой.
Старик, готовый к подобного рода бедствиям, увернулся и снова заорал:
– Справедливости, о царь! В твоих владениях обидели девушку! Будь ее защитой, о царь!