Шайтан-звезда

Трускиновская Далия Мейеровна

– Ко мне, о раб кольца! – завопил о аш-Шамардаль.

Марид, не глядя на него, устремился к столику и, упав перед ним на колени, схватил нож, по рукояти которого шли спиралью еврейские письмена, образуя не только вьющуюся полосу, но и вертикальные ряды букв.

– Клянусь Аллахом, вот талисман, который сильнее того проклятого кольца! – прорычал Зальзаль ибн аль-Музальзиль. – Свободен, свободен, клянусь Аллахом – я свободен!

– Нет, нет, о Зальзаль – ты еще мой! – крикнул аш-Шамардаль, корчась. – Еще неизвестно, нож сильнее кольца или наоборот! Освободи

меня – или я погублю тебя! Убей старуху – заклинаю тебя всеми именами Аллаха и его тайным именем!

Марид замер – ибо эти слова имели над ним, правоверным, силу не менее той, что заклятое Сулейманом ибн Даудом кольцо.

– Убей эту неверную, убей это исчадие франков! – требовал аш-Шамардаль, корчась на полу. – Убей ради торжества нашей веры!

Очевидно, Зальзаль ибн аль-Музанзиль немало в своей жизни карал, поражал и убивал. Он немедленно протянул лапу, подобную львиной, поросшую черной шерстью и с когтями, к птичьей шее старухи, сдавил ее и без особого усилия оторвал Бертранду от аш-Шамардаля.

– Добей ее, о Зальзаль, и ты свободен! Добей, во имя Аллаха! – закричал аш-Шамардаль.

Марид наступил тяжелой ногой на грудь женщины.

– Она убита, о аш-Шамардаль, – спокойно сказал он. – Можешь взять черное ожерелье. Ты был скверным повелителем, о аш-Шамардаль. Ты лишил меня половины моей силы, потому что сильные заклинания власти не давались тебе! Но этот нож сильнее того кольца, которое давало тебе власть надо мной. Вот они, заклинания Сулеймана ибн Дауда! И слова здесь – в нужном порядке! Я сам могу прочитать их и стать повелителем джиннов и ифритов!

– Да, он – сильнее, о друг Аллаха, – рассеянно отвечал мудрец, приподнимая голову Бертранды, вновь обретшую человеческий образ, и расстегивая замок ожерелья. – Я рад, что после долгой службы могу отпустить тебя на свободу. Ты был мне очень дорог, о раб кольца, я бы и без этого ножа сделал для тебя что-нибудь. Скажи, а ты не ошибся? Ведь я выложил на этот столик только те амулеты и талисманы, которые намеревался показать этой гнусной старухе. Неужели ты думаешь, что я предложил бы ей нож с сильными заклинаниями власти?

– Я проклинаю это ожерелье! – прошептала вдруг умирающая Бертранда. – Оно принесет лишь зло своим обладательницам – всем, кроме единственной! Всем, кроме той, которой я хотела завещать его! Ее подменили, я всегда знала, что ее подменили… Только ей оно принесет благо, только она – законная наследница ожерелья и его силы! А всем другим – зло и смерть! Зло и смерть!

Прямой и длинный язык огня вылетел из пасти марида, коснулся старухи – и она обратилась в костер. Посреди костра лежали, светясь, карнеоловый диск, испещренный мелкими письменами, медный сосуд и обгоревший обрывок белого шелка. Огонь обуглил тело Бертранды и истаял в голубоватых искрах.

– Как это Бог франков позволяет им заниматься воровством? – спросил аш-Шамардаль у марида. – К списку своих добрых дел ты добавил еще одно, о благородный марид. А теперь покажи мне, ради Аллаха, этот нож. И мы убедимся, что буквы на нем не складываются в заклинание власти.

Зальзаль ибн аль-Музанзиль рассмеялся.

– Они

складываются в заклинание власти, о шейх! Или ты напрочь лишился чутья к таким вещам или притворяешься, чтобы ввергнуть меня в погибель, или… Клянусь Аллахом, ты и вовсе не обладал этим чутьем! Горе нам, мы оказались во власти простого смертного!

Уразумевший нехитрую истину марид протянул, недолго думая, лапу и к горлу аш-Шамардаля.

– Погоди, погоди, о друг Аллаха! – вскрикнул тот. – Подумай о своих братьях! Если ты погубишь меня, то никогда не узнаешь, где хранятся другие медные кольца, которые дают мне власть над ними! А ведь у меня много талисманов, унаследованных от славного мага Бахрама, который был учеником самого Сулеймана ибн Дауда! И твои братья навеки останутся в заточении!

– Я помиловал тебя! – подумав, произнес марид.

– Доверши благодеяние и отнеси меня с моими людьми в Пестрый замок! – потребовал тогда аш-Шамардаль. – И тогда мы расстанемся мирно. Если же ты оставишь меня здесь, родственники этой старухи погубят меня – и у тебя не останется пути к спасению твоих братьев!

– Много ли у тебя людей? – осведомился марид.

– Я хочу взять с собой этого глупого цирюльника, ибо он много знает, и негоже его оставлять тут, зная его болтливость. Еще я возьму мальчишку Хусейна, ибо он – из людей преданных, познавших райское блаженство, и от него еще будет польза моему делу, – на удивление честно отвечал аш-Шамардаль. – И еще убей мою черную рабыню Суаду, ибо она слишком много знает.

– Пусть будет так, это не обременительно, – сказал марид.

* * *

– Спасите, о правоверные! Во имя Аллаха! Спа…

– А если я нажму чуть-чуть сильнее, то дыхание твое оборвется! Молчи и знай, о сын греха, что ангелы Мункар и Накир уже стоят возле твоей отверстой могилы, уже приготовили палки и занесли их!.. Ну, что же ты молчишь? Не для того были заплачены деньги тем, кто тебя выследил, похитил и принес ко мне, чтобы ты молчал наподобие как каменного истукана! Не бойся, если ты будешь говорить негромко, то я дам тебе дышать свободно и даже немного распущу веревку, которой стянуты твои руки и ноги.

– А о чем я должен говорить, о благородный айар?

– Горе тебе, ты все еще не узнаешь меня?

– О Шакунта!

– Да, почтенный Мамед, это – я, а вот ты – вовсе не ты, и твое имя – не Мамед. Я слышала, как называл тебя этот безумец Салах-эд-Дин, гоняясь за тобой по всей округе, но я была почти в беспамятстве, я даже не могла приподняться на локте. А потом вы оба скрылись, так что мне пришлось самой приходить в чувство! И я вышла из пещеры, и села на верблюда, и доехала до селения, и перепугала его жителей, ибо была пятница, а я утверждала, что еще только понедельник! Как это вы могли меня бросить в таком состоянии? Или нет – как это ты мог меня бросить, о несчастный, горе тебе! Я давно знала, что Салах-эд-Дин – бесноватый, но ты-то – из людей рассудительных!