Шедевр
Шрифт:
– Что мне совестно быть зрителем его унижения? Ну да. Я с трудом высидела все представление. Это как два часа с коротким перерывом смотреть, как на твоих глазах человек – люди – бьются в последних попытках остаться на плаву, хотя на поверхности только одна макушка. А мы сидим и смотрим, аплодируя тому, как они тонут. Их последнее представление. Сезон закрыт. А вместе с ним и театр.
Я снова сделала глоток чая. Просто чтобы сбить нарастающий темп голоса. Николь ждала, что я скажу что-то еще, и я тихо заговорила:
– Я слышала, «Меркурий» хотят переделать в очередной кинотеатр, а владелец сейчас вовсю рекламирует ресторан в этом здании, и мне кажется, что это все в попытках заработать если не на кино и театре, то хотя бы на еде.
Я пожала плечами по неизвестной причине.
– Не понимаю, почему мне-то должно
– Почему ты считаешь, что с тобой что-то не так? – Николь посмотрела на свой чай, но снова отставила его в сторону. – Люди ведь разные. Может хорошо, что ты не старушка Рэдфорд. Или те, кто хлопает, не понимая чему именно.
– Нехорошо это. Во-первых, мое мнение никому не поможет. А вообще, даже сделает кому-то хуже. Моей семье, например. Мои родители сделали все в своей жизни, чтобы заслужить хорошее имя, и что там, репутацию. Чтобы я ни в чем не нуждалась. Прости, что все это говорю. Ты ведь знаешь, что важно для наших родителей.
– Я так-то…
– Только я не понимаю ничего! Смысла не понимаю. Понимаешь, о чем я? Я чувствую себя не в своей тарелке и не понимаю почему!
Николь не пыталась ничего сказать в ответ и просто внимательно и сосредоточенно слушала. И хотя часть моего сознания удивлялась, почему из всех людей, всех моих друзей и знакомых все мои наболевшие мысли выслушивает человек, которого ожидаешь увидеть рядом с собой меньше всего, я не остановилась и продолжила выплескивать на бедную Николь все жалобы.
– Господи, я не знаю, как тебе описать. Я как будто в постоянном дисбалансе! У меня как будто каждую минуту случается мое личное землетрясение, и я все время шатаюсь и никак не могу поймать равновесие! У меня весь мир почему-то с недавних пор – все началось примерно полгода назад – поделился на две противоречивые части, а я нахожусь вообще где-то отдельно. Как бы это по-другому сказать? Ну, это когда все радостно поздравляют человека с его рухнувшей карьерой. Или когда английское общество переезжает в страну с пальмами и пляжами и привозит с собой всю свою чопорную моду – куда тут ходить во всех этих платьях? А я все это вижу, но не знаю, на какую из противоположных сторон встать! Хочу быть по ту сторону рая.
Меня вдруг осенила мысль, не дававшая покоя вот уже почти неделю. Я даже на секунду замолчала, широко открыв рот. Я ничего не видела, но почувствовала, что Николь заметила мое неожиданное прозрение.
– Знаешь, я, кажется, поняла. Здесь кто-то солгал.
– Солгал?
– Например, ты покупаешь книгу, а говоришь, что взял ее в библиотеке. И вроде ничего страшного в этом нет. Но на самом деле это просто ужасно. Потому что это неправда. Это ложь. Если ты купил книгу, то она твоя. Вся твоя! И ты можешь делать с ней все, что хочешь. Подарить ее, отдать в благотворительный фонд, исписать ее на полях – она тебе принадлежит, – я стала говорить почти шепотом, все еще глядя в неопределенное место широко открытыми глазами. – Библиотечную книгу ты никому не подаришь, она к тебе пришла на время, от других людей. И им и вернется в конце. И очень неправильно солгать о купленной книге, что она библиотечная. Это такие разные вещи. И если ты с купленной книгой можешь сделать больше, чем со своей жизнью, то это значит, что жизнь тебе не принадлежит. Просто кто-то нам солгал, что это наша жизнь, но на самом деле это неправда. Мы не можем жить так, как сами хотим.
Я впервые за последние минуты посмотрела прямо в глаза Николь.
– А кто нам солгал, Николь?
Она нахмурилась и ответила вопросом:
– Не знаю, общественная система?
– Система…
– Будто мы пытаемся вписать квадрат в круг. Два разных общества. Наверное, нельзя полностью вписать английскую культуру в эту страну. Это две разных геометрических формы. Вот и получается общественная система с нарушенной формой. Какой-то комок… Нет?
Я глубоко вздохнула:
– Ну я-то откуда знаю. Я всего лишь семнадцатилетняя девчонка, которая задает слишком много вопросов. Просто… я как-то не могу без гармонии, знаешь? Когда все так неправильно.
Мы обе замолкли, и Николь взяла в ладони чашку и принялась ее вертеть в руках. Она втянула в себя воздух и проговорила своему чаю:
– Вот что, Лоиз. Я хочу
Она почему-то занервничала, как будто еще сомневалась, стоит ли мне говорить о том, о чем она собиралась сказать.
– Ладно. Давай начистоту. Я согласна с тем, что ты сказала, только наполовину. Даже не так. Я согласна со всем, ты, конечно, права, что все это неправильно, и классовое разделение общества в Новой Зеландии как минимум смотрится нелепо, и со всем остальным согласна, но я не такая, как ты. Не такая сильная. Даже если я все это замечаю, я слишком привыкла к положительным сторонам. К шику. К признанию. Я не смогу, как ты откусить голову этому обществу, потому что для меня это гильотина – я ее себе откушу. Потому что я слишком слаба, чтобы добровольно отказаться от всех выгод. И я на самом деле восхищаюсь твоей храбростью и твоим характером. Только я не могу тебе помочь. Но… я хочу познакомить тебя с одним человеком. Если кто тебе и сможет помочь, то это только он. А я очень хочу верить, что ты сможешь помочь ему.
Я не знала, что ответить на это. Было просто сбита с толку.
– Я никогда столько не говорила, – полушутя произнесла я. – На сегодня я, пожалуй, выговорилась.
– Ну, хотя бы на что-то я сгодилась, – улыбнулась она в ответ. – В конце месяца у меня день рождения и заодно прощальный вечер перед моей учебой – неизвестно где. И я устраиваю, вернее, родители устраивают торжественный вечер, на котором в основном будут их знакомые, всякие банкиры и политики. Вся знать по отцовским меркам. Будут некоторые мои друзья, но никого, кого ты встречала. Для близких друзей я устраиваю отдельную вечеринку, но там не будет того, с кем я хочу познакомить тебя. Потому и зову тебя на это жуткое мероприятие. Придешь?
– Ну… Кто этот человек?
– Придешь на мой вечер?
– Конечно. С удовольствием. Спасибо. Акт…
– Официальное приглашение придет, может, на неделе, так что все детали – где, во сколько – узнаешь из письма. Не буду сейчас про эти мелочи говорить. К тому же еще пока не все решено.
– Спасибо…
Она улыбнулась мне еще шире и расправила плечи:
– Я действительно рада, что узнала тебя лучше. Пожалуйста, приходи на мой день рождения.
– Да, конечно. Я, правда, не совсем понимаю… спасибо, Николь.
Она просто кивнула.
После нашей встречи я еще раз мысленно порадовалась, что не рассказала о ней Сесиль или кому-то еще. Моя лучшая подруга, привыкшая получать всю информацию в мельчайших подробностях, сразу бы накинулась на меня с расспросами. А я бы ничего ей не сказала. Каждый день – по нескольку раз на дню – я стала проверять почтовый ящик и буквально выбегать навстречу почтовому велосипеду. Чтобы убить воскресенье, когда больше не пришлось идти с родителями в театр или на обеды к другим семьям, я выбралась с книгой в местную кофейню, где проводила все последние дни. Я дочитала Фитцджеральда, взялась за Моэма и Рильке одновременно и погружалась с головой в чтение, избегая по возможности разговоров со встречающимися в кафе или по дороге знакомыми. Мое предпочтение вымышленным героям над живыми людьми, однако, не помешало мне заметить одну пожилую даму в кофейне, всегда появлявшуюся по воскресеньям в одно и то же время и за одним и тем же столиком. Я обратила на нее внимание, потому что мне показалось, что официант не берет с нее денег или даже заказа. Правда уже после я увидела, как она расплачивается, но при этом не спрашивая, сколько она должна. Я встречала ее здесь раньше каждое воскресенье, и она всегда приходила и просто садилась за столик в углу, а официант без лишних вопросов, хотя и с радушной улыбкой и будто радостью от знакомой встречи, просто приносил две чашки чая, молоко и сахар. И все. В первое воскресенье я просто посмотрела на нее и вернулась к чтению. На второе воскресенье я уже закрыла книгу, вложив указательный палец между страницами вместо закладки, и стала наблюдать за ней. Но ничего особенно выдающегося не произошло. Разве что старушка извлекла из своей сумочки какой-то листок и положила на стол напротив себя. Я решила, что раз на столе две чашки, то она кого-то ждет. Но вот уже второе воскресенье никто больше не появлялся в кофейне, а она как будто и не ждала, как ждут обычно люди – поглядывают на время или на дверь, кого-то высматривают среди прохожих за окном. Однажды загадка старушки победила желание читать, и я уже просто пришла в кафе и стала ждать ее появления.