Шеф с системой в новом мире
Шрифт:
Annotation
Алекс Волков, гениальный су-шеф из Парижа, трагически погибает на своей кухне и перерождается в теле Алексея Веверина — униженного поваренка и последнего отпрыска опального дворянского рода в жестоком средневековом мире.
На грани голодной смерти он обретает уникальное «Дарование Кулинара» — магическую способность анализировать ингредиенты и создавать еду с невероятными эффектами.
Используя свои знания из прошлой жизни и новый дар, Алекс начинает путь с самого дна. Он превращает отбросы в целебные блюда и постепенно восстанавливает
Его необычные таланты привлекают внимание хитрого управляющего крепостью. Алексу поручают почти невыполнимую задачу: подготовить к решающей дуэли больного и ослабевшего княжича Ярослава. Став личным поваром наследника, Алекс вступает в опасную игру, где на кону не только честь правящего дома, но и его собственная жизнь.
Ему противостоят могущественные враги, готовые на все, чтобы уничтожить выскочку.
Шеф с системой в новом мире
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Шеф с системой в новом мире
Глава 1
Мой ад пахнет раскаленным сливочным маслом, эфирной эссенцией белого трюфеля и чужим, едким потом. Запах ада был ароматом моей работы, моей страсти, моего персонального чистилища. Здесь я ежедневно сгорал дотла и возрождался вновь.
Вот уже шесть лет этот персональный ад носил громкое, претенциозное имя «Le Fantome de Paris» и гордо демонстрировал две звезды Мишлен у массивной дубовой двери. За дверью скрывался мир бархата, хрусталя и приглушенных голосов.
Сегодня мы боролись за третью звезду. Вернее, боролся Серж, мой босс, владелец и самопровозглашенный гений самопиара. Его холеное лицо мелькало в глянцевых журналах чаще, чем на собственной кухне, а его руки лучше управлялись с бокалом шампанского, чем с рукоятью ножа. Я, его су-шеф, Алекс Волков, просто работал. Как всегда.
Симфония кухонного ада гремела в полную силу, достигая своего вечернего крещендо. Для всех нас это был не просто шум — это была музыка, где каждая партия имела свое значение. Глухой рокот мощной вытяжки, всасывающей в себя жар, пар и мириады ароматов от готовящихся блюд, был ее основой.
Стаккато ножей, с хирургической точностью кромсающих овощи на досках, задавало бешеный ритм. Звон сотейников, кастрюль инвентаря, которые с грохотом приземлялись на плиту или с лязгом отправлялись
Над всем этим, сплетаясь в один неразборчивый рев неслись десятки коротких, лающих команд: «Да, шеф!», «Минута готовности!», «Сервис!», «Убрать!», «Горячо!».
Это был хаос, но хаос управляемый, балет, где каждое движение было отточено тысячами повторений, танец, который я знал до последнего па. Я его хореограф и первый солист одновременно. Мое рабочее место, мой «остров» — эпицентр этого шторма, и я стояю в нем, неподвижный и спокойный, как скала в бушующем море.
— Волков, где гребешки на пятый стол?!
Голос Сержа, отточенный сотнями таких вечеров, обладал уникальной способностью пробиваться сквозь любой шум. Он не кричал громче всех, но в его тембре были ноты паники и власти, которая заставляла каждого, к кому он обращался, вздрогнуть.
— Тридцать секунд до готовности, шеф! — бросил я, не оборачиваясь. Нет нужды. Я чувствую спиной его испепеляющий взгляд, но руки не дрогнули. Им некогда дрожать. Они мое продолжение, инструмент, моя суть. Движения, отточенные до автоматизма сотнями часов работы. Они въелись в мышечную память, которая надежнее любого рецепта.
Я подхватил с полки свою любимую сковороду — тяжелую, из толстой нержавеющей стали с медным сердечником. Серж обожал свой капризный медный антиквариат, который красиво смотрелся на фотографиях, но я предпочитал надежность и равномерный, честный жар.
Плеснул не больше столовой ложки оливкового масла — не для жарки, а только лишь чтобы создать тончайшую, невидимую пленку. Когда над поверхностью зазмеился легкий, сизый дымок — пришло время жарить. Это тот самый момент, который отделяет идеальную корочку от сожженного угля. Момент, который дилетант упустит, а профессионал чувствует безошибочно.
Один за другим, с выверенным, как у часовщика, интервалом, я выложил на раскаленный металл четыре идеально откалиброванных, жемчужно-белых, почти полупрозрачных морских гребешка.
Ш-ш-ш-ш-ш.
Это моя любимая музыка. Песня белка, который в одно мгновение схватывается, карамелизуется, вступая в реакцию Майяра. Запах завораживает. Корочка запирает внутри всю свою первозданную нежность и сладковатый, йодистый привкус.
Никакой суеты. Я не тряс сковороду, не двигал гребешки, позволяя им впитать в себя чистую энергию огня. Просто дал жару сделать свою работу, считая про себя. Раз, два, три…
Сердцебиение замедлилось, мир сузился до размеров этой сковороды. На сороковой секунде подцепил один из гребешков тонким поварским пинцетом. Идеальная золотисто-коричневая корочка — ровный, уверенный, хрустящий загар цвета старого янтаря.
Быстрый переворот всех четырех. Огонь до минимума. В ту же секунду в сковороду полетел щедрый кусок ледяного сливочного масла из Нормандии, жирностью 82,5%, не меньше. Оно тут же яростно вспенилось, зашипело, наполняя воздух густым ореховым ароматом. Следом — веточка тимьяна, которую я раздавил прямо в ладони, чтобы высвободить эфирные масла, и один зубчик чеснока, лишь слегка придавленный плашмя лезвием ножа.