Шефы тоже плачут
Шрифт:
Оказавшись дома, я позволяю себе то, что делаю довольно редко - падаю на кровать и начинаю рыдать. Даже не могу понять, что является причиной. Вернее, что из случившегося достаточная причина для того, чтобы приспустить флаг и капитулировать перед желанием выплакаться. В принципе, со мной ничего нового не случилось, ну, кроме того, что я наконец осознала, насколько была влюблена в собственного шефа. Влюблена даже тогда, когда он этим самым шефом не был. И как остро сейчас воспринимается то, что видела совсем недавно. Будто мне в
Но ведь Орловский мне не принадлежит. И никогда принадлежать не будет. Он женится на своей чёртовой цапле, а я, возможно, даже смогу прийти на свадьбу и попытаться сделать вид, что мне всё равно. А сейчас мне нужно собраться с мыслями и сосредоточиться на участии в «Законах». И это должно стать единственно важным.
Громкий грохот во входную дверь больше похож на то, что началась война, а я умудрилась проспать это знаменательное событие. Я щурюсь от вечернего, но всё ещё яркого света, который льётся в незашторенное окно. Чёрт, а слёзы благотворно на меня влияют - по крайней мере, с облегчением, которое они принесли, пришёл и вполне себе крепкий сон.
В дверь продолжают барабанить, и я, завернувшись в плед, тащусь в прихожую открывать. На пороге - взъерошенный Орловский собственной персоной. Один. Хватает мимолётного взгляда на него, чтобы перед глазами всплыла картина того, как он трахал сегодня утром свою Милку.
– Пухляш! Слава богу, с тобой всё в порядке, - выдыхает он, делая шаг ко мне. Я в последний момент выставляю вперёд руку, не давая ему сделать то, что он собирается - войти в мой дом.
– А что со мной случится?
– пожимаю я плечами, как будто ответ на этот вопрос априори один-единственный.
– Ты чего-то хотел?
Глядя на его лицо в этот момент, я бы может и рассмеялась, не будь настолько зла. Брови Орловского хмурятся, а губы сжимаются в тонкую полоску.
– Я чего-то хотел? Я хотел только чтобы ты подошла к телефону, который у тебя вырублен.
– Я не могу подойти к телефону, который у меня вырублен.
– Тогда не нужно отключать его вовсе.
В голосе Андрея появляются металлические нотки. А во мне - продолжает вскипать кровь.
– Первое - это мой телефон, и я сама решаю, когда его включать, а когда отключать. Второе - у меня сегодня выходной, и я имею полное право спать хоть до завтрашнего утра. Третье…
– Не продолжай.
– Он вскидывает руку и делает глубокий вдох. С шумом выдыхает.
– Я чуть не обделался, когда узнал от Марка, что ты ушла утром одна.
Нет, он шутит сейчас. Чуть не обделался, ну надо же. Я демонстративно подношу руку к лицу и смотрю на часы.
– Пухляш, не начинай. У нас не было договора, чтобы ты срывалась среди ночи одна куда-то. Нужно было просто меня разбудить и я бы отвёз тебя домой.
На моём лице появляется натянутая и кривая улыбка. Я даже не скрываю той боли, которая рождается внутри меня с новой силой, когда вновь представляю, что увидела бы, когда бы пришла «будить» Андрея.
– Ты мне не нянька,
– И тем не менее…
– И никакого «тем не менее». Избавь меня, пожалуйста, от нотаций. Я прекрасно провела время на вечеринке, спасибо. Уверена, ты - тоже. Я жива, здорова, даже выспалась. На этом давай закончим эту беседу.
– Пухляш…
– И перестань называть меня так, слышишь? Мне это осточертело.
Захлопнув дверь перед носом Орловского, я бросаю в неё первым, что попадается под руку. Обувная щётка ударяется о металл, эхом с той стороны раздаётся точно такой же удар, будто Андрей не сдержался и саданул по двери кулаком.
Наверное, совсем не стоило срываться на шефе в преддверии скорого начала шоу, в котором мы с ним должны будем действовать сообща. Но и сдерживать и дальше то, что выворачивает меня изнутри, сил больше нет.
***
Последующие дни мы с Орловским взаимодействуем довольно сносно. Как будто наконец перешли на какой-то уровень отношений, где нам относительно комфортно обоим. Нет, он совсем не перестаёт называть меня Пухляшом, но и я снова больше не срываю на нём злости.
Устроенный мини-банкет, на котором присутствуют только Вера, тётя Таня и Катя с Маринкой проходит прекрасно. Мы с Андреем не так, чтобы очень часто готовили раньше вместе, но то, что получилось в результате сегодня, превосходит все наши, даже самые смелые ожидания.
– Было круто, - говорит Андрей, когда мы подаём последнее блюдо. Какой-то фантастический даже на вид десерт, создателем которого стал Орловский, а я приложила руку лишь в том, что нарезала фрукты и не мешалась под ногами.
– Твоё горячее - хит сегодняшнего вечера.
– Неа. Твой десерт.
– Кукушка хвалит петуха?
Орловский улыбается - устало, но счастливо. Ерошит волосы испачканной в муке рукой, от чего на них остаются белые следы.
– А что мне остаётся? Ты вон весь уже поседел от переживаний, - отвечаю, осторожно отряхивая муку. Для этого приходится едва ли не привстать на цыпочки.
– Пухляш, ты как скажешь, - он качает головой, разминает мышцы шеи.
Представляю, как мы будем валиться с ног, когда пройдёт день нашего ресторана. Там не только готовить придётся, но ещё и устроить предварительно забег по магазинам, а следом - украсить всё к приходу гостей.
– Ладно. В целом у нас всё готово к съёмкам?
– Да. Наш ресторан - второй. Это даёт нам небольшое преимущество.
– Хорошо. Я надеюсь, что не подведу тебя.
– Мы - равноправные участники. Твои ошибки - мои ошибки. И наоборот.
– Звучит не слишком обнадёживающе.
– Не кисни. Всё будет хорошо.
Он коротко обнимает меня, всего на мгновение прижав к себе, но это не успокаивает. Напротив - лишает покоя окончательно. А потом просто выходит к нашим гостям в зале, получает заслуженные комплименты десерту, а я стою в дверях, улыбаясь, и знаю, что теперь готова попытаться победить не только для своей выгоды.