Шелепин
Шрифт:
«Иван Иванович Удальцов, – свидетельствовал Хачатуров, который стал его заместителем, – был не просто ретроград, он был воинствующим, стремился довести свои убеждения до каждого. Перетряхнув кадры, Удальцов ключевые должности заполнил инструкторами различных отделов ЦК, в большинстве своем способными только помыкать подведомственными им организациями».
Председатель Гостелерадио Николай Месяцев кому-то сказал про члена политбюро Кириленко, что у того всегда пустой стол и он сам с собой от скуки в крестики-нолики играет. Андрею Павловичу немедленно донесли, это стало последней каплей.
В
Его пригласил к себе Брежнев. Поглядывая в окошко, он курил сигарету и хвалил за работу в Гостелерадио, объяснил, что нужно укреплять дипломатический фронт, поэтому посылаем послом в Австралию. Но это, дескать, назначение временное.
Два месяца новый посол стажировался в Министерстве иностранных дел, побывал в Комитете госбезопасности и в военной разведке. «Разговоры носили сухой, формальный характер, – вспоминал Месяцев. – Я хорошо знал, что за мной приглядывают, каждый из своего угла, – таково задание „свыше“».
Провожали посла немногие. Когда один из его недавних подчиненных в Гостелерадио вернулся из аэропорта, ему позвонил новый руководитель Сергей Лапин:
– А мы вас разыскивали.
– Я же предупредил Энвера Назимовича Мамедова (первого заместителя председателя), что буду на аэродроме.
– Знаю, – сказал Лапин. – Вы напрасно поддерживаете месяцевщину.
– Не понимаю, о чем идет речь.
– Ну, поймете, поймете, – обещал Лапин…
Пребывание в Канберре в самом деле оказалось для Николая Николаевича недолгим, но вовсе не потому, что в Москве ему предложили новую должность. Он поехал в Австралию один, без семьи. Жена и дети остались в Москве.
«Он не сумел с честью выдержать испытание немилостью, – пишет Борис Чехонин, бывший тогда заведующим отделением ТАСС в Австралии. – Посол засыпал московских друзей просьбами помочь ему скорее вернуться в столицу. „Ты знаешь, – признавался он в минуту откровенности, – в Москве мне светит пост члена Верховного суда“. Но официальная Москва молчала. И тогда полномочный представитель советского правительства не выдержал: начал злоупотреблять горячительными напитками и чересчур увлекаться женским полом».
С Месяцевым обошлись невероятно жестоко: отозвали, уволили с работы и в августе 1972 года исключили из партии «за грубое нарушение норм коммунистической морали». На заседании Комитета партийного контроля при ЦК председательствовал член политбюро Арвид Янович Пельше. «Меня обвинили в посягательстве на честь и достоинство женщины», – пишет в своей книге Николай Месяцев. По его мнению, причиной стали доносы, состряпанные работниками Комитета госбезопасности.
«Поползла пущенная КГБ зубодробительная легенда – отозван за попытку изнасилования в сиднейской гостинице приезжей советской балерины, – вспоминает Борис Чехонин. – Мы, работавшие в Канберре, ничего не слышали о подобном инциденте. Да и вряд ли у посла была такая возможность. Во время поездок по
Да и с точки зрения секса у посла не наблюдалось проблем. Зачем пускаться в сомнительные авантюры с приезжими, когда все необходимое под рукой, тут же в посольстве?..
Практиковались совместные походы в сауну, где можно было полюбоваться стройными телами жен молодых дипломатов, выбрать то, что тебе приглянулось, и за стаканом виски перебросить мост к «неуставным отношениям» с очередной пассией».
Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин руководил пятнадцать лет, пока Горбачев не отправил его на пенсию. Генеральным директором ТАСС стал еще один доверенный человек Брежнева Леонид Митрофанович Замятин.
– ТАСС, это то, что дает нам информацию, – сказал Леонид Ильич своему тезке. – Я хочу, чтобы ты отбирал информацию, чтобы я первым узнавал, что происходит…
Иначе говоря, генеральный секретарь ЦК КПСС хотел, чтобы главный источник информации о положении в стране и мире был в руках лично ему преданного человека.
Вслед за Семичастным Брежнев убрал первого секретаря Московского горкома Николая Григорьевича Егорычева, одного из самых молодых руководителей партии. Поначалу Брежнев его поддерживал, но быстро убедился, что Егорычев, прямой, целеустремленный, некорыстный, думающий только о деле, – не из его команды. Егорычев не желал подчиняться новым веяниям, и это стало злить Брежнева.
Горком готовил торжественный вечер по случаю двадцатипятилетия разгрома немцев под Москвой. Пригласили представителей от всех городов-героев. Егорычеву позвонил секретарь ЦК по кадрам Иван Капитонов:
– Почему не позвали никого из Новороссийска?
– Это не город-герой.
– Но там же воевал Леонид Ильич, – со значением заметил Капитонов, – надо все-таки пригласить.
– Ну, хорошо, – согласился Егорычев.
– И надо предоставить им слово.
– Нет, это нельзя.
– Но там воевал Леонид Ильич, – повторил Капитонов.
– Если мы это сделаем, мы только повредим Леониду Ильичу, – твердо сказал Егорычев.
И он позвонил Суслову:
– Михаил Андреевич, вот Капитонов настаивает на том, чтобы товарищам из Новороссийска было предоставлено слово. По-моему, этого делать не следует.
– Вы правы.
После торжественного собрания «Правда» подготовила целую полосу с выступлением Егорычева. А вышел небольшой материал. И тут же позвонил Суслов:
– Товарищ Егорычев, вы не упомянули некоторых маршалов, они обижаются.
– Михаил Андреевич, я упомянул тех, кто воевал под Москвой.
– А маршала Гречко? Он ведь министр обороны.
– Но он не воевал под Москвой!
– Но он же министр обороны!
– Михаил Андреевич, я перечислил тех, кто указан в статье маршала Василевского, которая только что опубликована в «Коммунисте», это же орган ЦК КПСС.
На самом деле недовольство маршалов не имело значения. Это Брежнев был недоволен докладом Егорычева. Потому что его имя прозвучало только в конце доклада, когда зашла речь о современных делах. Едва представился повод, как Брежнев избавился от Егорычева.