Шелест 3
Шрифт:
— Но Шешковский не умылся?
— Нет конечно. Изменил подход, и начал копать, приставив к этому делу меня.
— И как? — хмыкнул я.
— Вполне удачно, Пётр Анисимович, — вернул мне ухмылку Успенский.
Узор «Повиновения» вовсе не делает человека куклой и послушным болванчиком. Да, его носитель не сможет умышлять против господина, не задумываясь выполнит любую его волю. Но это не значит, что он станет раболепствовать перед ним. Нет, если это крестьянин, то оно понятно, барин, все дела, со всем почтением.
Дворянин, будет общаться как и прежде. И если он
— Не просветите меня, где именно я обмишулился? — стало интересно мне.
— Из ненавязчивой беседы с бояричем Осиповым мне стало известно, что вы обладаете феноменальной памятью. Что вам достаточно взглянуть на текст, как вы его запоминаете накрепко. Виктор Карпович говорил, будто вы как-то зачитывали ему наизусть лекцию годичной давности. Из чего следует, что вы могли просмотреть дневники Седова, и запомнить их содержимое. Возможность для этого у вас имелась.
— То есть, меня подозревают в том, что я выведал ритуал и использую это, чтобы усилиться.
— Степан Иванович полагает, что прежде вам удавалось маскировать свои манипуляции с волколаками. Настолько искуссно, что никто ничего не заподозрил. Во всяком случае, проверку вы прошли. Когда ваша сестра вдруг так резко развила дар, Шешковский вновь всполошился. Однако вердикт учёных о том, что изменилась пропускная способность жил вместилища Елизаветы Анисимовны, поставил на этих подозрениях крест. При использовании желчи подобное никогда не наблюдалось, и по всему выходило, что это всё же уникальный случай. Но, как я уже говорил, убийство Милославского породило вопросы. А тут ещё и косвенные подозрения, что дар Долгоруковой значительно возрос.
— Не понял. А это-то с чего?
Моё удивление было вполне обоснованным. Ведь мы условились с Марией Ивановной, что она будет применять только ослабленные плетения, соответствующие её предполагаемому рангу. Она клятвенно меня заверила, что не станет зарываться, и я ей верил. Уж больно много мы на себя взяли. Как я уже говорил, тут попахивает государственной изменой.
— Дело в том, — начал пояснять Успенский, — что преподаватель владения Силой обратил внимание на то, что атакующие плетения великой княгини мощнее, чем полагалось бы процессу роста её дара при заявленном потенциале. Хотя конечно изредка случается, когда потенциал и возрастает. Но плюсом к этому он несколько раз наблюдал слишком быструю перезарядку плетений, что под стать высокоранговым одарённым.
Ч-чёрт! Ну надо же проколоться на такой ерунде. Мы условились, что она будет использовать слабые заряды, но упустили несколько моментов. Персональную подстройку плетений, что дало прибавку до пятнадцати процентов. То, что с ростом рангов, возрастает и эффективность использования каждого израсходованного люма. Ну и конечно же ускоренная перезарядка, как результат роста рангов, так и прокачки дара в потоке. Мо-ло-дцы! Где там полка с нашими
— Понятно. А как обстоят дела с моей страховкой? Удалось выяснить что именно я предпринял?
— Нет. В этом направлении успехами похвастать ни я, никто иной пока не можем.
Конечно не можете. Потому что никакой страховки нет и в помине. Если джин и вырвется из бутылки, я постараюсь сделать всё для того, чтобы это случилось не с моей подачи. Поэтому и многое из того, что знаю сам, я так в себе и держу.
А что до существующей государственной программы с обращением в оборотней, то на мировую картину это повлияет слабо. Хотя конечно возможно в течении нескольких лет подготовить пару-тройку по настоящему сильных одарённых. Эдаких неубиваемых и всесокрушающих терминаторов, посаженных на поводок «Повиновения». Кто может запретить российскому императору подобную вольность? Зато это существенно качнёт весы в его сторону.
— Ох Витя, Витя, и что мне с тобой делать-то, а? И ведь я сам виноват. Подставился с памятью по полной. Ладно, значит забрею тебя в полк, — решительно рубанул я рукой.
— Это не имеет значения. Я уже указал в рапорте показания боярича Осипова, и опрашивать его лично уже нет нужды.
— Ну и ладно. Будет ему в назидание. К тому же, мне необходим как минимум ещё один земельник. Кстати, вы знаете что-то относительно обращения приговорённых к смертной казни в оборотней?
— Мне известно только то, что касается лично вас, и не более.
— Принимается. А если с другой стороны. Вы что-то известно о службе в Тайной канцелярии бывшего гвардейского капитана Рябовой.
— Разумеется. Она учитель фехтования в Воронежской гимназии.
— И что с того? — не понял я.
— Как это что? — теперь удивился Успенский.
— Ну, она учитель фехтования в гимназии. Это я и так знаю. А при чём тут Тайная канцелярия-то?
— Но об этом знают все экспедиторы.
— А я вот не все. Быть может потому что внештатный? — предположил я.
— А. Точно. По должности такие вещи вам знать не полагается. Дело в том, что все директора гимназий и учителя фехтования являются экспедиторами Тайной канцелярии. Первые ведут тайный сбор сведений, и вербуют осведомителей, а вторые осуществляют силовую поддержку.
— Это вот такие значит у Тайной канцелярии скромные штаты! Ну нихрена себе! — не удержался я от восклицания.
— Это заведено ещё при Софье Алексеевне. Она и не думала пускать процесс образования и воспитания дворян на самотёк, — пояснил Успенский.
Да уж. Вот удивил, так удивил. Да чего уж там, я просто в шоке. В таком случае, получается, что Рябова не имела шансов остаться в стороне от погони за волхвом. Хотя и непонятно какого хрена она отвлеклась и бросилась спасать молодую чету Ворониных.
Хотя-а-а. Возможно она хотела сбросить с хвоста дознатчика князя Долгорукова. А что до меня, то я по младости лет должен был пойти на поводу душевного порыва. Пусть случилось это и по нескольку иной причине, тем не менее всё вышло в кассу. Ну и, скорее всего, взыграло эго гвардейского офицера, плюс личная трагедия с проданными в рабство детьми.