Шеломянь
Шрифт:
Рюриковы дружинники вели в поводу заводных коней, которыми щедро поделились с воинами Лазаря. Аль-Хазред подался к воротам Вышгорода, опасаясь, как бы его не потоптали конями в горячке встречи. Так получилось, что именно араб стал единственным, кто встретил у ворот князя Давыда Ростиславича, в окружении гридней появившегося из калитки в крепостных воротах.
– Мы победили? – спросил князь, поглаживая пальцем заспанные глаза. – Почему мне не доложили об успехе? Где Лазарь?
Разодетые гридни бросились на поиски, бесцеремонно расталкивая воинов. Тысяцкий Лазарь не замедлил появиться, успев взгромоздиться на подаренного боярином
– Какая победа? – недоумевал Лазарь. – Может, пока мы топтались у крепости, князь незаметно для нас разбил Кончака? Или Игоря? Там, в тумане, сотни прекрасных воинов, и они не собираются бежать.
– Так мы еще не победили? – в свою очередь удивился Давыд Ростиславич. Искусно выщипанные дугой брови князя поползли кверху. – Я так и не понял почему?..
– Скоро бой, присоединяйся, князь, – безнадежно вздыхая, сказал Лазарь.
– Я отвечаю за сохранность крепости, – важно сказал Давыд. – Долг повелевает мне остаться в стенах Вышгорода. Ступайте, я буду молиться за вас у мощей святых Бориса и Глеба. И не позорьте меня и брата Рюрика, вернитесь на сей раз с победой.
Калитка Вышгорода в очередной раз захлопнулась, Лазарь и Здислав понимающе переглянулись и занялись построением войска.
– Предупреди людей, чтобы не совались в туман, – втолковывал Лазарь боярину. – Это опасно. Туман – это смерть!
Боярин Здислав ничего не понимал, но верил Лазарю на слово.
– Лукоморцы Кобяка уничтожены, – продолжал тысяцкий. – Но у князя Игоря и Кончака под рукой еще сотен десять. Наш успех – во внезапности. Удара они не ждут, можно попытаться прижать их к озеру, расколоть и разбить по частям.
Боярин Здислав понимающе кивал, не открывая рта. Чего зря напрягать челюсти, когда все и так ясно?
Тысяцкий Лазарь забрал с собой сотню всадников. Они должны были стать загонщиками, отжать Кончака с Игорем к озеру, видневшемуся у горизонта с земляного вала. В случае успеха боярин Здислав рассчитывал обрушить на врага оставшиеся три сотни бойцов.
Наступление началось на рассвете. Князь Давыд сверху, со стенного забрала, видел, как в утренней дымке, брезгливо отделявшейся от колдовского тумана, пошли в бой всадники Лазаря. Конница шла в молчании, даже конского ржания не было слышно, только звон оружия да удары копыт по выжженной земле выдавали атакующих.
Кончак не поверил своим глазам. Сотня всадников галопом приближалась к месту, где через туман перебегали по повозкам последние из лукоморцев Кобяка. Щиты приближавшихся воинов не вызывали сомнений в принадлежности конницы – на них был нарисован похожий на трезубую острогу стилизованный коршун Мономашичей.
Одновременно с Кончаком опасность заметил князь Игорь. Зазвучали приказы, и вот уже половецкие катафракты и северские гридни приняли на себя удар.
Тяжеловооруженные половцы подняли на копья первых нападающих, даже не шелохнувшись. Одетые в легкие доспехи северцы мечами рубили киевлян по флангам. Все новые участники схватки, вводимые в бой Игорем, теснили киевскую сотню обратно к Вышгороду. Половцы выбивали задние ряды нападавших из мощных луков.
Атака Лазаря захлебывалась.
Ломались пропитавшиеся кровью древки копий, вылетали из кольчужных рукавиц залитые кровью рукояти мечей и сабель, кровь была на доспехах, седлах. Кровь была везде.
Катафракты давно
Хан Кончак склонил копье, украшенное пышным алым бунчуком, и, повинуясь приказу, в том направлении рванулись половецкие конные сотни. Лазарь пытался стянуть свои силы в один кулак, но ничего не получалось. Тысяцкий часто оглядывался назад, к беленым стенам Вышгорода, где остались дружинники боярина Здислава.
– Уррах! – вопили половецкий победный клич дружинники князя Игоря и конники Кончака в едином порыве.
Лазарь с ужасом понял, что победители отжимают его воинов к туманному ковру. Дружинники Рюрика не видели его страшного действия и безбоязненно направили коней прямо в мутную гущу. Предупредить об опасности в горячке боя было уже нельзя.
Лазарь ждал, когда туман начнет собирать свою дань. Уже должны забиться в предсмертной судороге кони, закричать от отчаяния люди, но тишина так и не была потревожена. Туман с наступлением утра, видимо, утратил хищные повадки и присмирел. Тысяцкий направил коня к границе тумана. Лазарь был готов сразу выпрыгнуть из седла, если туман накинется на новую жертву. Но опасения, к счастью, не подтвердились. Туман уснул.
За тысяцким в туман потянулись остатки его войска. Половцы, несколько часов назад пережившие весь ужас ночной борьбы с неведомым врагом, не спешили в погоню. Сменив саблю на лук, они издали расстреливали убегающих киевлян, и многие нашли позорную смерть от стрелы в спину.
Но до победы над киевлянами было еще далеко. С вышгородских круч на левый фланг половцев ударили свежие конные дружинники боярина Здислава. Хан Кончак жестом простился с князем Игорем и повел на помощь своим остатки войска, еще не вступавшие в бой. Вокруг хана сплотились оставшиеся в живых катафракты, раздобывшие новые копья и готовые к новому таранному удару. Доспехи и кони катафрактов покрылись пылью, гортани охрипли от постоянного крика, и в бой катафракты шли молча, как дружинники Лазаря незадолго до этого.
И снова наконечники копий проламывали панцири и рвали кольчуги, мечи и сабли раскалывали шлемы и черепа, стрелы впивались в тело. Половцы и русичи привычно убивали друг друга, давно утратив понимание того, зачем они это делают. Желание у всех было одно, чтобы все поскорее кончилось, хоть как, но кончилось.
Князь Игорь не терял времени даром. Пока Кончак со своими воинами и остатками лукоморцев сражался у разбитого лагеря Кобяка, на возвышении выстраивались ощерившиеся копьями ряды северцев, курян и новгородцев. Игорь ждал, когда киевские сотни нарушат стройность построения и подставят бок или спину под удар.
Слева от Игоря готовились к бою новгородцы. Они чувствовали себя не совсем уверенно в конном бою, предпочитая пешие поединки. Сказывался опыт выяснения отношений с северными племенами в теснинах густых лесов. Но внешне новгородцы выглядели прекрасно, старательно изображая невозмутимость перед боем, и единственное, что портило впечатление, – плохие лошади. На чахлых северных кормах хорошего коня не вырастить, и новгородские лошадки, хоть и отъевшиеся за год на степном киевском изобилии, выглядели сиротски. Редкими островками благополучия были мощные боевые кони, явно отбитые у киевлян.