Шепот фиалок
Шрифт:
Все обаяние Николаса обратилось на тетю Шарлотту. Он смахнул для нее пыль со скамейки, завел разговор о погоде и о ее любимых цветах. Дориан не могла нарадоваться, глядя, как они сидят рядышком, болтая ни о чем и обо всем одновременно.
Ее улыбка исчезла, как только она услышала имя Франца Шамьера.
– Я слышал, вы проделали огромную работу, мадам, разбирая наследие Шамьера. Как бы мне хотелось взглянуть на вашу коллекцию.
– Это прекрасно! – воскликнула тетя Шарлотта. – Я всегда счастлива обнаружить еще одного
Дориан так и застыла с бокалом лимонада в руке. Тревога ужом пробралась в самое сердце. Откуда она взялась? Откуда взялось ощущение, что она собственноручно запустила лису в курятник? Ясно же, что было на уме у Николаса с самого начала – он мечтал подобраться к коллекции тети Шарлотты.
Теперь ей оставалось лишь молиться, что Николас, узнав и полюбив ее милую, сердечную, преданную тетушку, сам станет на ее сторону.
12
За последний час Николас получил возможность убедиться в собственной силе воли. Она потребовалась ему вся без остатка, иначе он бы не выдержал подробный рассказ тети Шарлотты и бесконечную, страница за страницей, демонстрацию нотных рукописей Шамьера.
В кабинете, куда они прошли из сада и где, судя по стопкам нот, громоздившихся на крышке рояля, музицировала тетя Шарлотта, было ужасно душно – несмотря на распахнутые балконные двери. Если бы не правила приличия, Николас скинул бы сюртук, распустил шейный платок и сам занялся документами.
К его нетерпению добавлялась еще и злость. Все время, пока длился рассказ тети Шарлотты, Дориан то маячила у него за спиной, то беспокойно вышагивала по комнате. Она ему не доверяла, поддавшись, как и его бывшие коллеги и друзья, слухам о предательстве.
– А вот и он! Тот самый фрагмент, который, как мне сказала Дориан, вы хотели увидеть. – С величайшей осторожностью тетя Шарлотта вынула из темно-красной папки листочек и положила на стол перед Николасом.
Николаса на мгновение охватил страх. Мало того, что обрывок странички сильно выгорел и казался очень хрупким… внешне он ничем не отличался от сотни других рукописных нот, уже побывавших в руках Николаса. Тот же нотный стан, испещренный символами тактов и размеров, те же нотные знаки. Но именно здесь таилась разгадка. Или по меньшей мере часть разгадки.
– Остальные рукописи гораздо четче, – пробормотал Николас.
– Это потому, что Францу пришлось пользоваться самодельными чернилами, – объяснила тетя Шарлотта. – Видите, даже в заключении, без музыкальных инструментов – он все равно продолжал работать.
Подняв голову, Николас встретил взгляд Дориан – испытующий, недоверчивый.
– Полуголодный, в сырости и холоде, он все равно сочинял музыку, – сказала она. – Мы пытались передавать ему в тюрьму одежду и еду, но мало что доходило. И все-таки он закончил этот романс, посвященный
– Вы можете взять листок, рассмотреть поближе, – предложила тетя Шарлотта. – Дориан мне сказала, что второй кусочек у вас?
– Верно. – Как ни тронуло Николаса великодушие тети Шарлотты и как ни неловко ему было, он не мог отказаться от своего кусочка рукописи. – Я приобрел верхнюю часть страницы, с росписью Франца Шамьера и названием «Шепот фиалок».
– «Шепот фиалок»! – Мечтательный вздох Шарлотты как ножом полоснул Николаса по сердцу.
Дориан перегнулась через стол:
– Теперь-то вы представляете, какая это память для тети Шарлотты?!
– Ну-ну, Дориан, не стоит сердиться на его милость, – кротко укорила племянницу Шарлотта. – Мне очень дорог каждый, кто ценит музыку Франца.
Дориан, не удержавшись, фыркнула, но спорить не стала.
– Прошу вас, милорд, взгляните поближе, – повторила тетя Шарлотта.
Николас, едва справляясь с дрожью в руках, осторожно перевернул листок. На обратной стороне он нашел именно то, что искал: несколько последних букв имени настоящего предателя. Одну из букв, стершуюся на изломе, он не разобрал, но две другие читались совершенно ясно. Буквы оказались греческими.
– Я не имею представления, что это значит, – сказала Шарлотта. – Бумага была большой ценностью в тюрьме, и Франц – или же кто-то другой – видимо, записал это для себя. Только вот что, не пойму.
– Вы знаете греческий? – подозрительно прищурилась Дориан.
– Немного, – ответил Николас. – Я же моряк, а не ученый.
– По-моему, последняя буква – это…
– Сигма, – подсказал Николас. – Вторая, кажется, эпсилон… или же еще одна сигма. Почерк не слишком разборчив, да и чернила размылись… наверное, от слез.
– И что это означает? – спросила тетя Шарлотта.
– Не знаю, – признался Николас.
– На вашем кусочке тоже что-то написано по-гречески? – вставила Дориан.
Николас кивнул.
– Дельта, затем альфа. Третья буква тоже расплылась.
Склонившись над листочком, тетя Шарлотта с интересом вглядывалась в загадочные буквы.
– Без третьего фрагмента, наверное, не поймешь. А может, это название какого-нибудь тайного общества, как вы думаете, милорд? – Она обернулась к Николасу.
– Такая мысль мне в голову не приходила, – удивленно отозвался Николас. – Я считал, что это имя шпиона или же название шпионской организации.
– Шпионской организации? А что? Очень даже возможно… – Тетя Шарлотта в задумчивости потерла подбородок.
– Позвольте вам напомнить, что на третьем кусочке записана большая часть партитуры! – Дориан недовольно нахмурилась, переводя взгляд с одного на другого, словно отчитывала расшалившихся детей.
– Ну что ты, дорогая, конечно, я помню. Мне лишь хотелось помочь его милости. Ты же видишь, для него эти буквы значат что-то очень важное.