Шепот стрекоз (сборник)
Шрифт:
В это время мимо беседки прошла Диана. Он её не видел, но почувствовал – его задела по касательной энергетическая волна, словно Диана слегка дотронулась до него. Оглянулся, в самом деле – она. В другое время он бы не поверил, что такое бывает. А вслед за ней прошли под руку Лаура и Гудрон. Лаура с улыбкой посмотрела на него и опять, как и тогда, стоя у фонтана, помахала ему со значением и, состроив губы розочкой, послала воздушный поцелуй.
– Что
– Саша, он рассказывает, – заступилась за отца Татьяна.
– Я вижу.
– Она была поражена нашей второй встрече, – продолжал он. – И очень обрадовалась. Теперь мы стали видеться каждый день. И однажды – мы сидели рядом за пианино – я загляделся на её профиль, на длинные русые волосы и проглядывающую сквозь них маленькую мочку уха с проколом для серёжки, на полураскрытые губы и потянулся к ней… Она перестала играть. Повернула ко мне своё лицо, но не отстранилась. Только спросила тихо: «Что?» И тут я признался ей в своих чувствах. И оказалось, наши чувства были взаимны. Взаимны с той самой первой встречи, когда я вручил ей букет белых роз.
– А потом? – шёпотом спросила Татьяна, затаив дыхание.
– Потом мы поцеловались. А через месяц она закончила училище, и мы поженились.
– Сразу? – уточнила Александра.
– Нет, не сразу. Тогда заболела её мама. И очень быстро сгорела. Вот тогда мы и… Она переехала ко мне, в тот самый дом, о котором я вам рассказывал. Мои родители к тому времени обосновались в Москве – папе предложили работу. А потом родились вы.
– А теперь расскажи, как вы жили до нашего рождения.
– Да там и было-то всего ничего…
– Не надо. У меня отличная память, и я хорошо считаю. Когда она закончила училище, ей было девятнадцать. Так?
– Так.
– А поженились вы примерно через год. Потому что до этого случились болезнь и смерть её мамы. И нашей маме к тому времени было уже двадцать. Так?
– Да.
– А когда мы родились, маме было двадцать четыре.
Он растерялся на секунду, посмотрел на Татьяну.
– Всё так, папа? – спросила она.
– Так.
– Вот я и спрашиваю, как вы жили до нашего рождения? – виртуозно вывела Александра. – И это не «всего ничего», а целых четыре года. И не было ли между вами чего-то нехорошего.
– Нехорошего? Что ты имеешь в виду?
– Папа, тебе видней. За четыре года люди успевают смертельно надоесть друг другу и разругаться, и развестись. Бывает, и избивают. А потом пришла мода и на заказные убийства. Не хочу гадать. Расскажи сам. И на этом закончим многолетнюю тянучку.
– Вон ты как.
– Да, так. А ты не вынуждай.
– Мы не ругались. И не дрались. Мы замечательно жили. И ничего такого, как ты говоришь, «нехорошего» между нами не было. Мы были счастливы. Мы ходили на концерты, мы… всюду были вместе. Никогда больше
– Да ну, папа, ты опять начал рассказывать о себе! – тяжело прервала Александра.
Это его взбесило.
– Вы ничего не понимаете, глупые!
Александра, поймав умоляющий взгляд младшей сестрёнки, пошла на попятную.
– Извини, продолжай.
– Каждый, открывший хотя бы мгновение свой рот, рассказывает прежде всего себя. Это и дураку понятно. И лишь через себя обо всём остальном. По-другому не бывает! Вы хотите, чтоб я заткнулся?
Татьяна положила свою руку на его дрожащие пальцы.
– Нет-нет, папочка! Продолжай! Какая она была?
– Мне трудно рассказать о ней. Она была для меня… всем. Она была очень красивая. И очень музыкальная. У неё был такой голос… с чем бы сравнить… журчащий, как ручей. Он успокаивал. У неё была стройная фигура, длинные рыжеватые волосы, слегка вьющиеся у висков. Когда она читала, у неё была такая манера держать кончик пряди во рту…
– Постой! – вступила Александра. – До этого ты говорил, волосы у неё были русые.
– Да, русые. Но иногда она их подкрашивала. Типично женское увлечение. Она была чрезвычайно артистична и любила менять свой облик. Она была всякая. Высокая и не очень. Весёлая и грустная. Русая и рыжая. Она была безумно талантливая. И несмотря на разнообразие качеств, всегда была для меня одна, моя Аня. Есть женщины, как вселенная. И разве можно рассказать об угасшей вселенной. Немеет язык…
– Несмотря на пафосность твоей речи, нам, как женщинам, приятно это слышать, – Александра усмехнулась. – Но всё-таки хотелось бы услышать о нашей матери. Теперь я всё поняла про тебя – ты ей изменял. А ей это не нравилось. Так?
Он привстал с кресла побледневший, и тут же рухнул обратно.
– Если быть до конца откровенным, девочки… Во-первых, вы рано остались без матери. А я без жены.
– Это нам известно.
– Я взял вас из роддома крошечными малютками…
– И это ни для кого не секрет: из роддома обычно берут малютками, а не когда в школу пора.
– Тогда скажу так… Мужчина всегда любит одну и ту же женщину. Хотя в это же самое время может жить с разными.
– Ух, ты, как сложно! Почему же он не живёт с той, которую любит?
– А может, она с ним не хочет жить! Да, папа? – поддержала отца Татьяна.
– Помолчи, Танюха. Пусть он сам ответит. Значит, я права?
– Дело не в этом…
– А в чём? Договаривай, раз начал.
– Её может… не существовать вовсе.
– То есть, она воображаемая? Тогда он, этот мужчина, садист.
– Почему садист?
– Потому что живёт с одной женщиной, а думает о другой.
– Ты же сама сказала, что она воображаемая. Здесь нет ничего зазорного. Ни предательства, ни измены. А лишь игра воображения.