Шепот Земли и молчание Неба. Этнографические этюды о традиционных народных верованиях
Шрифт:
Ворон выглядит умной птицей, способной иногда повторить человеческую речь. «Так может, он, ворон, наш предок?» — подумали индейцы-тлинкиты северо-западных районов Северной Америки и сделали ворона своим первопредком. Бобры — удивительные труженики: объединившись, они строят прочные плотины, как люди строят мосты и жилища. «Так может, бобры наши предки?» — подумали дальние соседи тлинкитов и стали называть бобра своим первопредком. А полярная сова — та самая, которая смеется, и нередко по-человечьи, — стала считаться первопредком некоторых родов кетов.
Необычный по форме камень, напоминающий голову младенца; дуб или сосна, раскинувшие лапы-ветви, как великан, бредущий против ветра, могли быть и признавались первопредками. И первые люди, объединившиеся
Родилась система особых связей с растением или животным — предком, особого отношения к нему, чаще всего почтительного, заискивающего. Такая система, отражавшая первоначальный анимизм, получила в науке название «тотемизм». У североамериканского индейского племени оджибве первые европейцы услышали слово «от-тотем», что означало «его род», произнесенное по отношению к животному, считавшемуся их предком. «Мы, мол, оджибве от-тотем — его род». Слово «тотем» стало обозначать в науке предка-животное, растение, камень, реку и т. д., а систему представлений, взглядов, связанных с тотемами, стали именовать «тотемизмом».
Интересная закономерность выявляется в материалах археологии и этнографии — связь, и довольно частая, промысловых животных с тотемами. Причем если у одних данное животное — тотем, предок — объект почитания, то у других — просто добыча ради мяса. Одни, поедая свое тотемное животное или растение, специально приобщаются к «телу предка», другие роды и племена, напротив, считают, что съесть тотемное мясо или растение — значит накликать беду на всех сородичей.
Археологические материалы, если взять, к примеру, эпоху среднекаменного века, эпоху мустье, или эпоху неандертальцев, как будто свидетельствуют о том, что многие животные, ставшие в более поздние периоды уже родового общества тотемами, первоначально были объектами охоты. Их изображения на стенах пещер или в натурных макетах были утилитарными в эпоху мустье и в сменившие ее периоды как изображения вожделенной добычи, а не поклонения предку. Вполне вероятно, что именно так и было. Во всяком случае, мы из этнографии знаем роды оленей-маралов, бизонов, зубров, яков, коней, медведей, китов, тюленей и тому подобных животных, бывших и во многом остающихся объектами охоты ради мясной пищи. Может быть, нет ничего удивительного в таком сочетании одного и другого — и тотема и охотничьей добычи? Ведь нет сомнения в том, что успех охотника — это залог продолжения и развития человеческого рода вообще и его отдельных конкретных родственных коллективов.
Предки. Догоны (Мали)
Люди почитали тотемы как предков родов, как тех, кто породил перволюдей. И в таком качестве в будущих тотемах выискивали чаще всего что-то такое, что сближало их с человеком.
Я не могу не остановиться здесь особо на роли медведя в традиционных и, несомненно, тотемистических представлениях сибирских народов, в частности тех же кетов.
Обычным выражением кетского представления о медведе является фраза: «Человек приходит медведем». Для кетов отождествлять человека и медведя — традиция. Старый кет Бердников на Елогуе объяснял такое тождество тем, что если с медведя снять шкуру, то он будет похож на голого человека. «Только мордой лицо», — подумав, добавил Матвей Бердников. По собственному опыту могу сказать, что в таком сопоставлении есть доля правды.
Вождь калифорнийских
Человекоподобие «раздетого» медведя было ясно любому охотнику, и он мог давать объяснение этому факту такое, какое дают кеты:
— Медведь, однако, это когда-то умерший человек. Мы добудем медведя, лапу обрубим и подбрасываем ее, гадая, кто же это из давних родичей пришел к нам в обличье медведя. Всех перебираем, кто умер не ранее семи лет назад.
У кетов человек после смерти возвращается медведем, и ему устраивают особый медвежий праздник, когда церемонно и торжественно поедается медвежатина, а кости аккуратно собираются и прячутся в тайге на ветвях, чтобы вновь обрасти мясом и опять прийти к кетам медведем. Медвежатина — лакомство, особенно в голодную зиму. Медведь и тотем-предок, приобщение к телу (мясу) которого делает сородичей сильными и могучими.
А что тогда говорить о тотеме — предке-тигре? В зоне Сычуаньских Альп, на восточных отрогах Тибета в Южном Китае живет народ лаху, говорит этот народ на языке родственном языку носу. В переводе «лаху» означает «тигр, съеденный сообща». Значит, когда-то предки лаху приобщились к телу тотема-тигра, чтобы стать могучими. У носу еще лет сорок — пятьдесят назад старейшин рода после смерти обертывали в шкуру белого тигра и подвешивали на деревьях в священной каштановой роще. Белый тигр — тотем носу, покровитель и защитник рода.
Существует во многих вариантах легенда о том, как во времена династии Цинь — одной из первых династий Древнего Китая — белый тигр огромных размеров досаждал китайцам, нападал на их селения, губил людей и скотину. Император обещал награду в полцарства тому, кто одолеет тигра. Двое из южных варваров вызвались совершить подвиг и победили тигра. Однако циньский император не пожелал выполнить обещание, а только дал жалкую толику золота и на целый год освободил сородичей — победителей тигра от податей. Комментарий письменного китайского варианта легенды оправдывает поступок правителя Цинь тем, что дело для южных варваров было нетрудным — белый тигр был сородичем варваров.
Тигр — один из сильнейших хищников джунглей Азии — постоянно встречается в народных сказаниях и как предок, и как покровитель, защитник рода. Животное-предок, растение-предок по мере социального развития общества приобретали особые функции покровителей и охранителей. При имущественной дифференциации, при возникновении классовых отношений тотемы стали делиться на главных и второстепенных, как делились племена или роды внутри разлагающихся уже племен по имущественному признаку, достатку. Отсюда в дальнейшем появятся знатные, родовитые фамилии, но первым движением к расслоению доклассового общества и его культуры является утверждение особого культа предков. Когда возникнет культ реального патриархального предка, он сметет тотемную традицию, сохранив память о ней либо в обществах, недалеко ушедших от родового строя, либо в развитых классовых в качестве пережитков в названиях, пищевых запретах или традиции обозначать годы именами животных из двенадцатиричного цикла.
Многие столетия, а то и тысячелетия традиции тотемизма охватывали все родственные коллективы человечества. Если были понятны выборы тех или иных животных в качестве тотема, то выбор, например, тыквы-горлянки кажется своего рода курьезом.
Никогда на свете не было так, чтобы люди, жившие за глухими стенами, ничего не видевшие и не слышавшие, никого не знавшие, кроме самих себя, могли рассказать правду о своих соседях. Так было и с теми, кто появился раньше всех. Те из них, которые оказались на равнине, могли заметить где-нибудь вдали дым костра и потянуться к нему, и наткнуться на других людей. Те же, кто оказался в горах, не знал и не ведал, что за хребтом в соседней расщелине тоже живут люди. Вот почему в горах небольшая группа людей, живущих на одном склоне, и говорит, и живет иначе, чем другая — на другом склоне. В горах мало народу, но много языков и разных обычаев. В долине иначе.