Шепот

Плейн Белва

На улице становилось очень холодно, поднимался ветер, заунывно воющий в деревьях. Даже под стеганым одеялом было холодно, и Роберт подвинулся к ней ближе.

– Прислушайся к ветру, – прошептал он. – Это великолепная ночь для сна. Все здесь уютно. И это был великолепный день. Дела на самом деле идут как нельзя лучше, миссис Фергюсон. – Он вздохнул с удовольствием. – Я люблю тебя. Полагаю, ты сознаешь это? – Он улыбнулся, подвигаясь к ней еще ближе.

– Да, сознаю, – ответила она. «Как должны мы с Робертом вести себя с этими людьми? Я же ничего не знаю о них».

Он зевнул:

– У меня закрываются глаза. Давай спать. Завтра

вступает в свои права.

Это было бесспорно.

Они отправились домой сразу после рассвета в воскресенье. Таким образом, сказал Роберт, они приедут обратно до обеда, причем останется время, чтобы побыть с девочками.

Когда они приехали, дом был пуст. Не было ни огонька.

– Ах, бедная Джульетта! Тебя оставили в темноте, – сказала Линн, когда собака вышла в темный холл. – Девочки, вероятно, с Леманами. Я думаю, что они не ожидали, что мы вернемся так рано.

– Я не спрашивал тебя, что Джози думает о нашей поездке на виллу Монакко?

– Она мало об этом говорила.

– Мне бы хотелось знать, что они на самом деле думают. Ты не можешь сказать мне, что существует некоторый род зависти, по крайней мере в хорошем смысле.

– Я так не думаю. Ты знаешь, что Джози – последний человек, который скрывает свои чувства, особенно от меня. Поэтому я не знаю, была ли у нее зависть.

«Ты знаешь, мы приглашены к Монакко в Мэн?» – сказала ей Линн, не желая играть с ними в кошки-мышки и выдавать нечестность за тактичность. И Джози ответила, что «да», Роберт сказал Брюсу. «Не чувствуй неловкость по отношению к Брюсу. Я знаю тебя. – Она улыбнулась. – Брюс не заставил себя ни светиться, ни сверкать. Он знал себя». Это была правда. Можно было видеть, что Брюс знал себе цену и не нуждался в том, чтобы его достоинства измерялись достоинствами других людей. «Роберт исключителен, – сказала Джози. – Он работает, как демон, и заслуживает всего того, что может получить». А сейчас Роберт сказал:

– Мне действительно было немного жаль, мне было неудобно, когда я сказал ему.

– Ладно, ты не должен сожалеть. Джози сказала мне, что ты заслуживаешь всего того, что ты получил.

Роберт засмеялся.

– Это можно понимать двояко.

– Они имеют в виду только один смысл.

– Разумеется. Просто шутка. – Он поднялся вверх по ступеням с двумя чемоданами. – Иди сюда, давай распакуемся, перед тем как они придут домой.

– Ты всегда говоришь это. Кому хочется проснуться и обнаружить перед своим носом чемоданы? Никогда не откладывай на завтра, что можешь сделать сегодня. Это мой девиз.

Она последовала за ним. Первая комната наверху была новая детская, и она не могла пройти мимо, не заглянув в нее. Мебель уже прибыла, детская кроватка и туалетный столик были светло-желтого цвета. Стены соответствовали их тону: здесь были большие иллюстрации из «Матушки-гусыни» в кленовых рамках и весенне-зеленые полосатые шторы, освежающие переход от розового и синего. Большой мягкий северный медведь сидел в одному углу кроватки. У окна стояло кресло-качалка, в котором она будет сидеть и нянчить своего ребенка. Мысль о том, что она будет делать это снова, принесла ей обновление юности, подтверждение женственности. Ни одна из теорий, которую можно прочитать, со всем ее политическим и психологическим словоблудием, не могла и близко описать действительной сладости пушистой головки и маленьких неуклюжих пальчиков, лежащих на груди.

В спальне, где

Роберт уже начал распаковываться, зазвонил телефон. Он стоял около кровати, держа в руке трубку, когда она вошла в комнату.

– Что? Что? – сказал он. Страшная гримаса исказила его лицо. – Что ты говоришь, она…

И Линн, взглянув на мужа, оцепенела.

– Мы будем там. На стоянке автомашин. Да. Да. – Роберт положил трубку. Он был потрясен. – Это Брюс. У Эмили было кровотечение. От менструации, он думает. Она в больнице. Скорей. Он встретит нас там.

Машина пронзительно завизжала, объезжая угол в начале подъездной аллеи.

– Успокойся, Роберт. Не так быстро. Послушай, послушай, у нее просто месячные, вот и все… Только почему кровотечение? – бормотала она. – Не может быть ничего плохого. У нее прекрасное здоровье…

– В больницу не принимают людей без всякой причины, – сказал Роберт хмуро.

Она сложила руки на коленях и была спокойна, в то время как они на громадной скорости неслись через город и въехали на стоянку при больнице, где их ожидал Брюс. Роберт захлопнул дверцу машины и побежал ко входу.

– Подожди, я должен сначала поговорить с тобой, – закричал Брюс. – Нет-нет, она не… Ты думаешь, что она умерла, а я тебя к этому должен подготовить? Ну нет, нет, она наверху, и ей совсем хорошо, только она напугана. Дело в том… ну, я должен сказать тебе: у Эмили был выкидыш.

Наступило полное молчание. Движение на улице и суматоха на стоянке машин – все отступило, оставив троих в этой заводи молчания. Они смотрели друг на друга.

Она напугана, – повторил Брюс и попросил Роберта: – Не будь с ней строг.

– Как… – начала Линн.

Брюс спокойно продолжал разговор:

– Она позвонила нам около полудня. Она больше беспокоилась об Энни, чем о себе. Она не хотела, чтобы Энни знала. Поэтому Джози взяла Энни к нам домой, а я привез Эмили сюда. Доктор сказал… – Брюс положил свою руку на руку Линн. – …Он сказал, что она на третьем месяце. У тебя все в порядке, Линн?

Роберт застонал, и при этом жалобном звуке она повернулась к нему. Итак, он нашел подтверждение, более чем подтверждение своим опасениям. И она закричала про себя: «Ох, Эмили, я верила тебе!» И спросила вслух:

– В чем моя вина? Роберт скажет, что это моя вина.

– Пойдем? – произнес Брюс.

Весь длинный путь от стоянки машин она про себя шутила. Вспомни, я хороша в критических ситуациях. Скажи заклинание: «Хороша в критических ситуациях…» Ее ноги ослабели, но двигались. Потом казалось, будто лифт никогда не придет. Когда он пришел, они вместились в тесное пространство рядом с пациентом на носилках. Пока они поднимались, никто не проронил ни слова. Затем вступили в коридор, предчувствуя волну больничных запахов, дезинфицирующих средств и очищающих жидкостей. Эфир тоже? Нет, его не должно быть, не должно быть в коридоре. Но что бы это ни было, это ослабило ее, и она с трудом сдерживалась.

– Я попросил для нее отдельную палату, – сказал Брюс, когда они остановились в конце коридора. Его голос стал выше на пол-октавы, и он сказал весело:

– Эмили, здесь твои мама и папа.

Горячей солнечный свет падал на постель, где лежала Эмили. Ее тело образовывало только небольшую горку под одеялом, и одна рука, которая лежала сверху, имела болезненный вид. Никогда ранее Эмили не казалась такой болезненной.

Линн взяла ее холодную, потную руку и прошептала:

– Мы здесь, дорогая. Мы здесь.