Шепот
Шрифт:
Он не хотел представлять себе свою дочь с мужчиной, не хотел думать об Эмили и сексе в одно и то же время. Ладно, это можно понять, предположила Линн.
Теперь Эмили взяла ее за руку.
– Ты знаешь, мама, – сказала она. – Ты понимаешь, что такое любить, даже если и нельзя. – И она посмотрела на мать долгим, серьезным, многозначительным взглядом, таким долгим, что Линн, внезапно пронзенная болезненным воспоминанием, первая отвела взгляд. Как будто Эмили хотела о чем-то напомнить ей, как будто они были соучастниками.
Затем вернулась няня. Было пять
– Посещение закончено до вечера, – извиняясь, сказала она. – В любом случае, раз Эмили становится лучше, вы должны почувствовать себя спокойнее.
– Ты, должно быть, ужасно устала, мама, – улыбнулась Эмили. – Ты ведь на пятом месяце, правда? Иди домой и отдохни.
Когда они были на полдороге к дому, Линн пришло на ум, что Эмили ни разу прямо не обратилась к Роберту.
Когда они въехали на подъездную аллею, перед их домом остановилась другая машина. Двое мужчин вышли из нее и направились к ним. Один был Харрис в своих аккуратно отглаженных брюках, а другой, того же роста, с такими же густыми каштановыми волосами, но старше, без сомнения, был его отец, одетый в полицейскую форму.
– Ох, нет, – сказала Линн громко.
– Спокойно. Я все улажу.
Они встретились позади машины Роберта. Юноша, подобно Линн, был испуган, но его отец вышел вперед.
– Я лейтенант Уэбер. Мой сын пришел с вами поговорить. Говори, Харрис.
Роберт сделал рукой предостерегающий жест:
– Я ничего не хочу от тебя слышать. Ничего. Юноша покраснел. Кровь бросилась ему в лицо.
Казалось, он сейчас загорится.
– Мне хотелось бы избить тебя до неузнаваемости, – сказал Роберт, сжав в кулак высоко поднятую руку.
– Мистер Фергюсон, – сказал отец, – возможно, если мы войдем внутрь и поговорим…
– Нет. Там моя младшая дочь, и я, во всяком случае, не хочу видеть вас и его в моем доме. Я не хочу говорить с ним.
– Тогда разрешите ему поговорить здесь. Пожалуйста, мистер Фергюсон. Это займет всего несколько минут.
– Я просто хочу, чтобы вы знали, – сказал Харрис, – трудно подобрать слова, но… я так ужасно сожалею, я никогда не забуду этого, пока я жив. – Все его тело тряслось, но он поднял голову и расправил плечи. – Мне стыдно. Мне ужасно стыдно, и я опечален из-за Эмили, так как я люблю ее. Я не знаю, что еще сказать, мистер Фергюсон. – Он слегка всхлипнул, и его кадык задрожал. – Вы всегда так хорошо относились ко мне, и…
Его отец продолжил вместо него:
– Я всегда говорил ему, всегда, пока он становился взрослым, что у него две маленькие сестры и что он должен обращаться с девушками так, как он хочет, чтобы обращались с ними.
Роберт прервал его:
– Послушайте, лейтенант, это все очень приятный разговор, но в нем нет смысла. Разговор не может уничтожить факты или сделать так, чтобы мы почувствовали себя лучше. Факты заключаются в том, что Эмили чуть не умерла…
– Нет, Роберт, – мягко сказала Линн, – нет, не представляй вещи хуже, чем они есть на самом деле.
– Моя жена – сентиментальная женщина. Она не хочет слышать, когда говорят правду. Вам хорошо вести здесь
Глаза Харриса заблестели, и Линн попыталась перехватить его взгляд. У нее появилась одна мысль. В конце концов не изнасиловал же он Эмили. Это касается их обоих.
Лейтенант Уэбер словно прочел ее мысли:
– В конце концов, это касается их обоих, – напомнил он вежливо, затем пристально посмотрел на холм, где на деревьях уже спустилась тьма. – Видит Бог, такое и раньше происходило.
Между двумя мужчинами завязался спор, а Линн и Харрис стояли рядом.
– Это не мое дело. Меня беспокоит только этот случай.
– Разумеется. Как отец девочек я это понимаю. Вопрос состоит в том, что теперь будет с молодыми людьми?
Так или иначе, в подобной ситуации ответственность всегда лежит на юноше. Однако он вел себя с достоинством. А Роберт становился все тверже, не допуская лазейки для сближения точек зрения.
– Мы с его матерью уже много с ним об этом говорили, можете не сомневаться, что он никогда не забудет этого, – настаивал лейтенант Уэбер.
– Он, видимо, плохо вас слушал. Если бы он был моим сыном, я сломал бы ему шею.
Отец положил руку на плечо своего сына.
– И чего бы вы этим добились?
– Пусть бы немного пострадал.
– Вы думаете, что он не страдает? Он хороший парень, такой же, как Эмили. Она была в нашем доме, и мы ее хорошо знаем. Она прекрасная девушка, самая прекрасная. Они совершили ошибку, грубую, но не неисправимую. Теперь мы должны подбодрить их и помочь им.
– Я пойду в дом, – сказал Роберт. – Мы прошли сквозь ад, моя жена и я, а сейчас тратим наши силы, слушая пустую болтовню. Извините нас. – Гравий захрустел под его каблуками, когда он направился к дому.
– Мне жаль, что вы думаете, будто это пустая болтовня, мистер Фергюсон. Харрис пришел сюда как мужчина, чтобы встретиться с вами. В нашей семье его учили уважать всех. Он не занимается всякой современной ерундой. Он ходит в церковь, он не тот тип, который курит гашиш, извините за выражение, – это он сказал, наклонившись к Линн, – каждая девушка, которую он…
Роберт злобно вскипел:
– Нет, – сказал он, – не каждая девушка. Только девушка из семьи, подобной нашей, из дома, подобного нашему. – Он махнул рукой в сторону дома. – Не такая уж глупая идея, чтобы приходить в дом, чтобы совать нос в чужие дела и всюду здесь шнырять, стремясь подняться с самого дна.
Линн в ужасе закричала:
– Роберт! Роберт!
– Не вмешивайся, Линн. Такие люди, как он, думают, что, если им удастся прокрасться в такое место, которое им не принадлежит, они и сами станут лучше.
– Постойте, постойте минутку, мистер Фергюсон. Не обращайтесь со мной в таком высокомерном тоне. Я не переношу этого.
– Папа, ради Бога, не надо! Пожалуйста, не надо спорить, – умолял Харрис.
– Не беспокойся, сын. Ты пойди и посиди в машине. Иди сейчас же, я недолго.
Когда сын отошел на такое расстояние, что не мог слышать, отец продолжил разговор: