Шерас
Шрифт:
— О Гномы, неужели тебе мало настоящей крови, чтобы смотреть на эти потешные бои и лживые страсти?
— Успокойся, Кирикиль, я не собираюсь наблюдать за схватками — я буду драться сам!
Слуга с испугу онемел, потом всё же не поверил и долгое время считал, что десятник просто зло подшучивает над ним. Однако белоплащный сразу же отправился к распорядителям и, не торгуясь, договорился о бое. Он будет драться верхом, один против двух капроносов и в случае победы получит двадцать инфектов. «Шесть схваток, — рассудил про себя ДозирЭ, — и Андэль моя!»
Наступил день сражения. ДозирЭ явился на место раньше срока, чтобы познакомиться
— Боги щедро возблагодарили бы тебя, если б ты хоть на мгновение заткнулся, — сказал ДозирЭ.
— Мгновение — это сколько? Один вздох или один крик? А для богов сколько? Наверное, целая человеческая жизнь… — не унимался яриадец, подражая во всем риторическим приемам одного известного тхелоса-оратора.
— Для тебя — взмах моего кинжала.
— Что ты, рэм! Я готов молчать хоть всю жизнь, если взамен боги обеспечат тебе победу в сегодняшней схватке! Но много ли я видел от богов милости?
Когда воин примерял тяжелый глухой шлем, выполненный в форме головы гаронна, с узкой щелью для глаз, Кирикиль искренне удивился:
— Зачем тебе этот тяжеленный пень, который перевесит груду камней? Не лучше ли выбрать что-то открытое? Например, вот этот наголовник со стрелкой и широкими нащечниками?
— Не забывай, несчастный, что я — воин Белой либеры и мне запрещено участвовать в подобных состязаниях. С открытым лицом меня могут признать. К тому же, говорят, что сегодня ожидается и сам Божественный.
— Божественный?!
— Да. Мое лицо ему знакомо, и если он меня узнает — наказание будет безмерно тяжелым.
— Но твое имя?
— Я назвался «Прклятый скиталец».
— О! — только и произнес впечатлительный яриадец и ненадолго задумался. Потом, почесав заросшую волосами шею, предложил: — В таком случае никто не догадается, если произойдет подмена. Позволь мне сразиться вместо тебя. Тогда тебя точно не убьют, и я буду твердо уверен, что получу от тебя плату за свою нелегкую работу.
— Но уверен ли ты, — усмехнулся ДозирЭ, — что после схватки мне будет кому платить?..
ДозирЭ водрузил на голову шлем в виде головы злого духа, а также надел тяжелые пластинчатые доспехи с боковой шнуровкой, панцирным поясом и массивными оплечьями. Не забыл он налокотники, наручи с чешуйчатыми рукавицами, наголенники из узких и длинных металлических пластин и небольшой круглый щит. Для коня он предпочел полуоткрытый наглавник, составные нательные доспехи из железной чешуи и высокое боевое седло, состоящее из пластин и крепких металлических прутьев, держащих лопатку луки. Из многочисленного оружия, предложенного распорядителями, воин отобрал длинную тяжелую пику, короткое двустороннее копье, меч, массивный на вид, но весьма удобный, и два кинжала: один — с прямым трехгранным клинком, другой — широкий и короткий, предназначенный для левой руки. Теперь он напоминал конника авидронского монолита — неповоротливого, громоздкого, но хорошо защищенного.
Кирикиль поспешил расстроиться, но, когда ДозирЭ удивительно легко вскочил в седло и начал умело вращать над головой двусторонним копьем, имитируя удары, слуга немного успокоился.
Тем временем на манеже Ристалища уже разворачивались события, виновниками которых были десятки капроносов-самоубийц, таких же, как
Вскоре звуки бурного ликования заглушили лязг оружия и рычание горных львов. Между капроносами, ожидавшими в узких галереях своего выхода, прошел слух, что на трибунах появился сам Инфект, и многие воспряли духом: если и предстоит умереть, то на глазах Божественного! Однако ДозирЭ не проявил никакой радости: он стоял, задумавшись, и тень озабоченности лежала на его лице. Дело в том, что некоторое время назад он издали увидел своего распорядителя, идущего по лестнице вместе с каким-то человеком, фигура и лицо которого показались ему ужасно знакомыми. Но как грономф ни старался, он не смог вспомнить, где они встречались и при каких обстоятельствах.
Пришло время драться, и ДозирЭ, оставив взволнованного Кирикиля в проходе, медленно выехал на середину арены, глухо бряцая всем своим вооружением. Искушенная в зрелищах грономфская публика, сегодня уже сполна насытившаяся видом крови, увечий и смерти, только коротко хохотнула. Уж больно неказисто выглядел и этот воин, и его низкорослая лошадь, сплошь закованные в толстую пластинчато-чешуйчатую броню.
ДозирЭ, заслышав смех и презрительный топот ног, вспыхнул, будто в него ударила молния, и метнул несколько испепеляющих взглядов в сторону потешающихся над ним трибун. И тут он вспомнил, что, увлекшись снаряжением, забыл о ярко-красном плаще и черных перьях, которыми хотел себя украсить, забыл о попоне для лошади и о белом гребне — обо всем, что придало бы ему великолепный героический вид. Бог мой, даже иргамы на манеже Ристалища в Тедоусе так плохо его не встречали!
Вспомнив о том, что должен оказать подобающее внимание сановным присутствующим, ДозирЭ сделал полуоборот и сразу увидел трибуну Божественного, устроенную в виде широкой обособленной галереи, снабженной массивным навесом из розового тектолита и высоким мраморным парапетом, с выбитым на нем барельефом, изображающим схватку капроносов. Пылало золото отделки. На ветру трепетали белые знамена с изображением золотых львов. От пестрых одежд и массивных украшений рябило в глазах. В самом центре галереи молодой человек увидел Алеклию, в тонком венце, излучающем голубое сияние. Его окружала свита из известных грономфских эжинов, а поодаль замерли телохранители из числа воинов Белой либеры. ДозирЭ даже узнал Семерика — белоплащного айма, сумевшего предовратить убийство Божественного во время кадишской битвы, — самого прославленного воина авидронской армии, носившего сразу три золотых платка.
Молодой человек учтивым жестом поприветствовал правителя, а потом, только одному ему известным приемом, заставил лошадь слегка поклониться. Это вызвало улыбку одобрения и у Инфекта, и у его окружения, а по трибунам прокатился восторженный гомон. ДозирЭ отъехал, довольный произведенным впечатлением, и стал с нетерпением ожидать появления противника.
Наконец распорядитель объявил имя капроноса — Проклятый скиталец, и люди от удивления открыли рты. Загадочное имя явно пришлось горожанам по вкусу. «Против Проклятого скитальца будут сражаться жестокие бедлумы! Горе и слезы залива Обезьян! Самые беспощадные, самые кровожадные дикари Междуречья!» — объявил громогласец.