Шериф
Шрифт:
Тамбовцев тяжело сопел, отдувался, поминутно доставал красный клетчатый платок и вытирал мокрый лоб и шею. Проклятая жара изводила его.
Немного не доходя до дома Воронцовых, он встретил Ивана.
— Привет, Николаич! — окликнул его Иван.
— Здравствуй! Куда это ты собрался? Иван хитро подмигнул:
— Ну куда я еще могу идти? Как ты думаешь?
— Опять небось к Белке?
— Точно.
— И как ты можешь — пить в такую жару? — укоризненно спросил Тамбовцев. Сам он в летнее время почти не употреблял.
— Так ведь… Мы закаленные. — Иван хрипло рассмеялся, обнажив коричневые от табака зубы. — Я всепогодный, как истребитель-перехватчик.
Тамбовцев погрозил ему пальцем:
— Смотри, истребитель. Доиграешься. С этим делом шутки плохи.
Иван бесшабашно махнул рукой.
— Ерунда. Прорвемся, Николаич. Ты это… — он пошарил в кармане синей застиранной спецовки, — к девчонкам своим идешь?
— Да. — Тамбовцев тряхнул авоськой, в которой лежали бутылки лимонада. — А чего?
— Ничего. — Иван выудил из кармана одну карамельку. — На, передай им от меня.
Это было трогательно, но Тамбовцев не торопился брать конфету.
— А что ж одну-то? Как я ее разделю на двоих?
Иван задумался, но только на мгновение. В глазах его снова мелькнула хитринка:
— А ты это… Дай одной, а когда придет вторая, скажи— я тебе уже давал. Они же похожи, не отличишь. Вот пусть сами и разбираются, что к чему. — Он громко рассмеялся, довольный своей незамысловатой шуткой.
Тамбовцев тоже усмехнулся.:
— Нет. Уж лучше оставь себе — будет чем закусить. Иван сразу стал серьезным:
— Я в такую жару не ем. Аппетита нет. Ладно, Николаич. Заболтался я с тобой. Извини, побегу. Дел полно.
— Ты погляди, какой занятой. Не бойся, никуда не денется твоя Белка. Она — вечная, ей и жара и холод нипочем.
— Она-то, может, и вечная, — рассудительно сказал Иван. — А вот я — нет. Значит, надо торопиться. Ну что, возьми конфету-то… — Он попытался сунуть карамельку Тамбовцеву в руку.
— Да ну тебя, — отмахнулся Тамбовцев. — Иди, иди. Отстань со своей конфетой.
Иван пожал плечами — наверное, это должно было означать «ну как хочешь» — и двинулся дальше не очень уверенной поступью. Стоптанные кирзовые сапоги выбивали из дороги желтую пыль.
Тамбовцев вновь достал платок, вытер лоб и шею и продолжил свой путь. Позже, вечером того же дня, одна и та же мысль не давала ему покоя: не сыграла ли роковую роль эта задержка с Иваном? Может, он опоздал именно на эти две минуты? Он ни в чем не винил Ивана и почти не винил себя, но не мог отделаться от навязчивого ощущения, что кто-то специально задержал его.
Он подошел к дому и удивленно посмотрел по сторонам: калитка была открыта настежь. Екатерина никогда не оставляла калитку открытой.
— Эй! — позвал Тамбовцев. — Есть кто-нибудь дома?
Никто не откликнулся.
Тамбовцев преодолел три покосившиеся ступеньки крыльца и постучал в дверь. Но еще до того как он успел стукнуть во второй раз, дверь со скрипом подалась и открылась. Тамбовцев вошел в дом, предчувствуя что-то неладное.
На столе, занимавшем половину маленькой веранды, стоял таз с мыльной водой. С одной стороны лежали грязные тарелки, оставшиеся от ужина, а с другой — вымытые, со следами пены.
— Екатерина! Девочки! — позвал Тамбовцев. Он открыл дверь, ведущую в единственную комнату.
Там царил страшный беспорядок: вещи были разбросаны, стол сдвинут в дальний угол, стулья перевернуты. Даже старомодные часы с кукушкой висели как-то набекрень. Шкаф, стоявший у стены, был опрокинут, и книги валялись на полу.
— Что… случилось? —Голос его мгновенно сел, изо рта вырвался лишь невнятный хрип. Он проглотил комок, вставший поперек горла, и прокашлялся.
Сначала Тамбовцеву показалось, что в комнате никого нет, но потом он уловил тихое всхлипывание, доносившееся из-за печки.
Тамбовцев бросился туда.
На полу сидела Екатерина, крепко прижимая к себе… Кого: Лизу? Лену? Он не мог разобрать, ведь девчонки были похожи друг на друга, как два листочка на дереве.
Екатерина молча мотала головой, словно говорила кому-то «нет! нет!», и плакала. Ее лицо было мокрым от слез. Но она плакала беззвучно, и это подействовало на Тамбовцева куда сильнее, чем любые громкие крики и причитания.
— Что случилось? — Тамбовцев кинулся к девочке, зная, что от матери ответа он не дождется. — Что случилось?
Девочка была сильно чем-то напугана. Тамбовцев тряс ее, как куклу, но не мог добиться ни слова.
— Он увел Лизу, — наконец сказала она.
— Кто он? Куда увел?
— Не знаю.
Тамбовцев опрометью выбежал из дома, по пути он споткнулся о перевернутый стул и чуть не упал, но даже не заметил этого — просто отшвырнул стул ногой в сторону. Он слетел с крыльца и в два прыжка оказался на дороге.
Тамбовцев выскочил из калитки так внезапно, что Баженов, кативший на своем уазике, едва успел затормозить, и то лишь потому, что ехал медленно, никуда не торопясь. Он патрулировал летний город, разомлевший от жары: занятие — не бей лежачего.
Он увидел, как заметался Тамбовцев, что-то громко крича и размахивая руками.
Баженов вышел из машины, поправил синюю милицейскую рубашку.
— В чем дело, Николаич? Чего ты бегаешь, словно собрался яйцо снести?
— Лиза… Лиза… — Тамбовцев жадно хватал воздух широко раскрытым ртом. Он побагровел, седые волосы встали дыбом. — Лиза пропала! Кто-то увел ее!
— Кто мог ее увести? — Баженов смотрел на него с недоверием. Он наверняка думал, что доктор немного перегрелся на солнце.