Шерли
Шрифт:
— Сегодня я многое скажу Муру, — были первые слова Шерли. По лицу ее было видно, что жизнь для нее снова интересна, полна ожиданий и неотложных дел. — Сегодня ему придется выдержать допрос с пристрастием. Наверное, он думает, что ловко меня перехитрил. Мужчины всегда обращаются с женщинами так: скрывают от них опасность, воображая, будто этим они могут избавить их от страданий. Они думают, что мы не знаем, где они были этой ночью, но мы знаем, что они даже не догадываются, где были мы. Мне кажется, женщины в их представлении мало чем отличаются по уму от детей. Но в этом их ошибка.
Все это Шерли говорила, стоя перед зеркалом и накручивая на палец свои вьющиеся от природы волосы, чтобы уложить их
— Если бы мужчины могли нас увидеть такими, какие мы есть на самом деле, они бы немало удивились. Но даже самые умные и проницательные из мужчин обманываются в отношении женщин: они видят их в превратном свете и не могут оценить их особенности как хорошие, так и дурные. Для них хорошая женщина — какое-то странное существо: наполовину кукла, наполовину ангел; а плохая чаще всего просто ведьма. Послушать только, как они восторгаются детищами своего воображения, какой-нибудь героиней поэмы, романа или пьесы, как они восхваляют ее, называют возвышенной, божественной и прочее! Может быть, она и в самом деле возвышенна и божественна, но все эти героини фальшивы, как искусственная роза на моей лучшей шляпке. Если бы я высказала все, что думаю по этому поводу, если бы я высказала мое истинное мнение о лучших женских образах в лучших произведениях, ты себе представляешь, что бы со мною стало? Меня бы просто забросали камнями, и через полчаса я погибла бы жалкой смертью.
— Шерли, ты все время болтаешь и вертишься, я не могу тебя застегнуть. Постой минутку спокойно! А кроме того, героини писателей вполне стоят героев, созданных писательницами.
— Вовсе нет! Женщины в мужчинах разбираются куда лучше, нежели мужчины в женщинах. Когда-нибудь я выберу время и докажу это на журнальных страницах, только боюсь, что меня не напечатают: моя рукопись будет «с благодарностью отклонена» и оставлена у издателя до востребования.
— А как же иначе? Ты не сумеешь написать достаточно хорошо, потому что многого не знаешь, — ты ведь не из ученых дам, Шерли!
— Видит Бог, я с тобой не спорю, Кэри: я действительно невежественна как пень. Единственное мое утешение, — что ты от меня недалеко ушла.
Они спустились к завтраку.
— Хотела бы я знать, как провели эту ночь миссис Прайор и Гортензия Мур, — сказала Каролина, заваривая кофе. — Какая я все-таки эгоистка! Я ведь только сейчас о них вспомнила. Они, конечно, слышали весь этот шум: от дома Мура и от Филдхеда до фабрики совсем близко, а Гортензия так робка, да и миссис Прайор вряд ли храбрее.
— Могу поручиться, Лина, Мур постарался избавить свою сестру от тревог. Она ведь пошла проводить мисс Мэнн, и Мур, наверное, уговорил ее остаться там ночевать. Что же до миссис Прайор, то о ней, признаться, я немного беспокоюсь, но через полчаса мы ее увидим.
Тем временем слухи о том, что произошло в лощине, уже распространились по всей округе. Фанни, отправившаяся в Филдхед за молоком, прибежала с известием, что на фабрике мистера Мура ночью было сражение и что там, говорят, одних убитых человек двадцать. Но еще до ее возвращения Элиза узнала от мальчишки мясника, что фабрика сожжена и разрушена до основания. Обе служанки ворвались в гостиную, чтобы поделиться с хозяйкой и ее гостьей ужасными новостями. Свой достоверный и точный рассказ они закончили уверениями, что хозяин тоже наверняка был там вместе с причетником Томасом, что они прошлой ночью, конечно, присоединились к Муру и солдатам, мистер Мелоун тоже не появлялся у себя со вчерашнего вечера, и все семейство Джо Скотта пребывает в страшном беспокойстве, не понимая, куда мог запропаститься его глава.
Едва они успели выложить все свои сведения, как в кухонную дверь постучали: запыхавшийся мальчик-рассыльный
— Разумеется, она совершенно права, — сказала Шерли и, подвязав свою шляпку, побежала за шляпкой Каролины.
— Но что будет с Элизой и Фанни? И что подумает дядя, когда вернется?
— Твой дядя вернется не скоро; у него другая забота. Он теперь будет целый день скакать от Стилбро до Брайерфилда и обратно, поднимал на ноги мировых судей в ратуше и офицеров в казарме. А что до Фанни с Элизой, то они могут позвать сюда для компании жену причетника и жену Джо Скотта. Кроме того, теперь им, в сущности, ничто не угрожает. Прежде чем бунтовщики снова воспрянут духом, пройдет немало недель. А тем временем, если я хоть что-нибудь понимаю, Мур и мистер Хелстоун постараются извлечь наибольшую выгоду из ночного мятежа и рассеять их окончательно; они нагонят страху на власти в Стилбро и заставят их принять решительные меры. Я только надеюсь, что они не будут слишком суровы и не станут преследовать побежденных слишком безжалостно.
— Роберт не способен на жестокость; мы это видели вчера ночью, сказала Каролина.
— Но он будет суров, — возразила Шерли, — и твой дядя тоже.
Чтобы скорее попасть в Филдхед, девушки направились по тропинке через луг и рощу. Издали они видели, что на большой дороге царит необычное оживление: всадники и пешеходы непрекращающимся потоком двигались в сторону обычно безлюдной лощины. Подходя к имению, Шерли заметила, что задние ворота распахнуты настежь, на дворе и в кухне толпятся возбужденные мужчины, женщины и дети, пришедшие за молоком, а экономка, миссис Джилл, по-видимому, тщетно уговаривает их забрать свои бидоны и разойтись. Здесь надо пояснить, что на севере Англии существовал, а кое-где до сих пор существует обычай, по которому батраки помещичьих владений получают молоко и масло в усадьбе своего помещика, держащего особое стадо для удовлетворения нужд всей округи. Такое стадо было и у мисс Килдар — сплошь из породистых крайвенских коров, вскормленных и вспоенных на нежной траве и чистой воде благословенного Эрдейла. Шерли весьма гордилась прекрасным видом и превосходными качествами своих любимиц.
Сразу поняв, что здесь происходит, и желая поскорее очистить усадьбу от посторонних, Шерли спокойно прошла между шушукающимися группами. Она со всеми поздоровалась открыто и непринужденно. Такая манера была ей свойственна, особенно когда она была среди простых людей. Среди равных себе она держалась гораздо холоднее, а с теми, кто был выше ее, — еще более гордо. Затем она поинтересовалась, все ли получили свое молоко, и, услышав утвердительный ответ, спросила:
— Чего же вы в таком случае ждете?
— Мы тут говорили об этой драке на вашей фабрике, хозяйка, — ответил один из мужчин.
— Говорили! — воскликнула Шерли. — Удивительно, почему это все так любят говорить, неважно о чем? Вы говорите, когда кто-нибудь вдруг скончался, говорите, когда занялся пожар, говорите, когда фабрикант разорился, говорите, когда его убивают. Но какой толк от всех ваших разговоров?
Для простых людей нет ничего милее такого откровенного добродушного нагоняя. Лесть они презирают, ругань их только веселит. Они называют это разговором без обиняков и получают истинное удовольствие, даже если брань обращена против них. Однако простая, домашняя воркотня мисс Килдар сразу завоевала расположение толпы.