Шерлок Холмс Мценского уезда
Шрифт:
Прошло минут пять, в подвал спустился купец Пиденко, в волнении интересующийся, что ему ожидать от таких странных гостей. Он на всякий случай отослал подальше своих детей, чтоб они не увидели и не услышали чего лишнего. И тут в самый разгар неожиданно зашипела та самая черная коробочка с надписью «Baofeng» и понятным, но немного искаженным человеческим голосом заговорила:
– Сокол-Один, Сокол-Один, ответьте Гнезду. Сокол-Один, Сокол-Один, ответьте Гнезду.
Прошло несколько мгновений, и в подвале установилась мертвая тишина – никто ничего
– Сокол-Два, Сокол-Три! Сокол-Один дискредитирован, переходим на резервную волну. Подтвердить прием на резервной волне.
И все, замолчала, но этого было достаточно, чтобы бледный и перепуганный Вацлав схватил эту коробку и со всего размаха бросил об пол. Она развалилась на две части и больше не шипела и не говорила. Но и того, что они услышали, хватило, чтоб вызвать чувство страха у всех находящихся в комнате.
Пока полицейский не пришел в себя, Константин с Агнешкой отошли в сторону, чтоб обсудить сложившуюся ситуацию.
– Ты когда-нибудь видела такое и представляешь, что это?
Она отрицательно замотала головой.
– Я тоже, но теперь представляю, что это может быть.
– Что? – с интересом встрепенулась девушка.
– Это что-то вроде телеграфа, но без проводов, по которому можно переговариваться голосом. Ты сама слышала.
Она думала несколько мгновений.
– «Сокол-Один» – это этот полицейский?
– Очень похоже, и если предположить, что этот дьявол Катран где-то рядом, то они уже знают, что мы захватили его человека, и будут его искать.
– Но как? Мы ж вроде не оставили следов?
– Я тоже так думаю, но уже ни в чем не уверен, и мне кажется, что слухи, что Катран пришел из другого мира, не такие уж и вздорные.
– Так что, Константин, будем делать?
– Делать? Надо заметать следы. Отсидимся тут до утра, попытаемся выбить, что сможем, из этого казачка, и утром будем выбираться из города.
Куафера, вопреки его желанию поприсутствовать на допросе плененного полицейского, отправили дежурить на улицу, а Вацлав сходил наверх, «проведал» купца. Когда он вернулся, на вопросительный взгляд Константина он криво усмехнулся, демонстративно вытер окровавленный нож об армяк полицейского и фыркнул:
– Все нормально, купец и его жинка никому ничего не расскажут.
Дальше пояснений не нужно было никому.
Потом в себя пришел полицейский, и его долго и усердно избивали, пытаясь выбить хоть какие-то крохи информации, но тот только ругался матом и разбитыми губами приговаривал:
– Он вас найдет и накажет. Никто от него еще не уходил.
На попытки выдавить чуть больше он только выговорил:
– Вы сами его вызвали своей злобой и своими преступлениями, теперь не жалуйтесь.
Прошло несколько часов, все уже порядком устали, да и нервозность обстановки накладывала свой отпечаток.
Вацлав, оттирая от крови разбитые кулаки, обратился к самому младшему члену их группы:
– Адам, иди, смени
И Константину и Агнешке не понравилось такое вот отношение, да и сам факт нарушения субординации в отряде вызвал раздражение, ну и конечно соответствующие выводы, которые впоследствии должны были вылиться для Вацлава в летальные неприятности.
Адам с фонарем в руке уже стал подниматься по лестнице, когда услышал какие-то шаги в доме, и вполголоса позвал куафера:
– Анджей, это опять ты в уборную бегаешь и пост покидаешь?
И тут же испуганно воскликнул:
– Езус Мария!
Но ни выстрелов, ни криков не было. Вроде кто-то хлопнул в ладоши три раза, во всяком случае, звук был похожий, и на лестнице что-то загрохотало, как будто Адам споткнулся и покатился по лестнице.
Разозленный Вацлав схватил еще один фонарь и вышел из комнатки в большой зал подвала:
– Адам! Курва твоя мать! [1] Ты опять на этой лестнице споткнулся! Еще пожар раньше времени устроишь!
Но, видимо, что-то увидел или услышал, и его рука с зажатым в ней револьвером стала подниматься для выстрела.
Константин и Агнешка на все это смотрели как бы со стороны, поэтому четко видели все происходящее.
Опять послышались те самые хлопки.
Тум-тум-тум! – только намного ближе, и в них явственно вплетался металлический лязг.
А вот Вацлав задергался, получив несколько пуль в грудь и одну в голову. Облако кровавых брызг долетело и до молчаливых свидетелей.
1
Польское ругательство.
Поляк только упал на пол, а Константин, вскинув револьвер, несколько раз выстрелил в сторону лестницы, разумно предположив, что нападающие именно там, и тут же предусмотрительно сбил лампу, которая подсвечивала их для неведомых стрелков в темном подвале. В полной темноте он еще пару раз выстрелил, и тут опять раздались характерные хлопки.
Агнешка в полной темноте с ужасом видела тонкий красный лучик, который буквально шарил по стенам комнатки в поисках жертвы.
Тум-тум-тум!
Константин, который решил перебежать, вскрикнул, и было слышно, как он упал на пол, и тут что-то маленькое, шипящее влетело в комнату, и кто-то в зале крикнул: «Глаза!»
Она не успела ничего ни сделать, ни крикнуть, как ярчайшая вспышка ослепила ее, а грохот в маленьком помещении был такой силы, что она просто оглохла и потеряла ориентацию. Девушка в страхе пыталась куда-то ползти, все искала спасительную норку, куда она сможет забиться и спрятаться от страшного чудовища из другого мира, которое пришло за ними, как обещал этот избитый полицейский. Что это явился Катран, она уже и не сомневалась. Как их нашли, как проникли в дом, над этим она даже не задумывалась, лишь бы спрятаться, лишь бы уползти подальше.