Шерлок Холмс Мценского уезда
Шрифт:
Ну а затем все было просто: «вежливые люди», вооруженные ополченцы на блокпостах, растерянные украинские военные в дореволюционных «брониках» и поношенных камуфляжах, «поезда дружбы», качественный и профессиональный отлов провокаторов и диверсантов. Референдум и эйфория от того, что те волны ненависти ко всему русскому, что годами накатывались на Крым со стороны Киева, прекратились.
Кто захотел – остался, кто нет – на пенсию, или уехали на Украину и скоро стали нашими противниками.
На фоне таких судьбоносных и для Крыма, и для России, да может, и для всего мира событий у меня в личной жизни произошли не сильно хорошие изменения –
Видимо, зная, где я служу, предполагала, что могу остановить ее, повлиять на выбор, поэтому и поступила вот так продуманно и фактически по всем правилам конспирации реализовала операцию по эвакуации. Ее понять можно – все родственники на Украине, да и тем, кто вернется из Крыма, обещали золотые горы, вот и приняла решение вернуться. Ну что ж, Бог ей судьба. Потом, через пару лет на связь через скайп вышел сын и задал один вопрос: «Папа, почему ты предал Украину?» Что я мог ответить, если ответ его не интересовал, а сам вопрос звучал в виде приговора.
Было тяжело. Да и на новой службе к факту побега супруги отнеслись очень внимательно и долго мурыжили всякими проверками. Хотя практически всех, кто перешел из крымского управления СБУ в ФСБ, долго и тщательно проверяли, такова уж специфика работы. Да и не беспричинно – были случаи прямого предательства среди перешедших, и это сказывалось на доверии к остальным.
В такой ситуации, как у меня, был всего один выход – удариться в работу, что я и сделал. Чем занимался? Да все тем же, только на несколько ином уровне – техническое обеспечение, конечно, было на несколько порядков лучше и современнее, чем то, с чем приходилось работать до перехода Крыма к России.
Потом был развод, несколько попыток как-то упорядочить личную жизнь. Хорошей отдушиной стало увлечение практической стрельбой, куда меня втянул в качестве терапии давний друг, профессор психиатрии. Реально нашел себя – поездки почти каждые выходные на полигон реально помогали расслабиться и отвлечься.
Со временем нормализовалась и личная жизнь. К моему удивлению, мимолетное знакомство на сайте знакомств обернулось интересным общением, романом и, как результат, беременностью и новым браком. В итоге через несколько лет, получив майорские погоны, я был уже успокоившимся семьянином, отцом двух мальчиков.
По службе все шло ровно и своим чередом, хотя и без перспектив – нашего перешедшего из СБУ брата особо не жаловали и по должностям не двигали, но с особой охотой отправляли на пенсию, что, кстати, наблюдалось и у армейцев. Ну а потом произошло то самое…
Особо вдаваться подробности не хочу, да и неприятно вспоминать те события. Волчьи законы выживания в нашей организации ни для кого не секрет, вот и я попал под этот каток. Получилось так, что с новым начальником у меня наметился долгий и вялотекущий конфликт по служебной линии. Любые попытки перевестись куда-либо подальше от его не совсем адекватных распоряжений и от моих «веселых» родственников резались начальством – клеймо «предателя» все-таки давало о себе знать.
В один прекрасный день все же произошла стычка – под вечер пьяный начальник внезапно появился на работе и после короткой перепалки набросился с кулаками, сбил на пол и стал бить ногами, сломав несколько ребер. Из последних сил я, просто потерявшийся от
Потом все было как в тумане от постоянной боли: наручники, крики руководства, какие-то документы, которые подписывал через силу и чувство непонимания и бессилия. В итоге меня и моего оппонента быстро спихнули на пенсию, но помимо всего прочего Военный следственный комитет возбудил дело о применении травматического оружия.
Год следствия, кучи экспертиз, свидетели, которые внезапно меняют показания в пользу моего бывшего начальника, погасшие глаза супруги, которые она все чаще и чаще стала прятать от меня, и все более громкое и даже агрессивное ворчание тещи. И главное – чувство обиды и бессилия от того, что вроде бы как нормальная устоявшаяся жизнь вывернулась наизнанку и превратилась в ад.
Единственное, что помогало как-то жить, это приработок, который давал старый друг – как в молодые года занимался системами безопасности. Монтировал и налаживал системы видеонаблюдения, сигнализации, домофоны, и это как-то помогало отвлечься от неприятностей следствия и приближающегося суда, ну и давало некоторую копеечку, помимо копеечной пенсии.
Потом, фактически через год после происшествия, прошел суд. Насколько поседел и сколько спалил нервов, никто не скажет, но результат был предсказуем с того момента, как стало понятно, что следаки без правил топят, несмотря на УПК, и свидетели меняют показания не в мою пользу. В суде было доказано, что на почве личной неприязни я сначала выстрелил в своего начальника, а уже тот, получив пулю в горло, сумел героически меня обезвредить и в процессе борьбы сломал ребра, челюсть и нанес сотрясение мозга. Итог: пять лет строгого режима. Жесткий приговор, который разделил мою жизнь на до и после…
Ну что можно сказать о том периоде моей жизни. Тоска от несправедливости системы, злоба, апатия. Проскакивали даже суицидные мысли.
Апелляция, кассация, конечно, ничего не дали и только вытянули последние деньги и вдребезги разбили последнюю веру в наше российское правосудие. Вариантов бороться и ресурсов уже не было, пришлось смириться.
Отсидев на «ментовской» зоне, как бывший сотрудник, в Ставропольском крае три года, я вышел по УДО уже совершенно другим человеком. Молчаливым, угрюмым, осторожным и стойко обученным никому не доверять. Зона она учит многому, и прежде всего, следить за своим языком и не лезть не в свои дела, а тем более никогда не вписываться в чужие разборки.
Как я и ожидал, на свободе меня никто не ждал. Жена никого себе не нашла, но стала абсолютно чужой. Сыновья сильно повзрослели, но своего отца уже практически не помнили, и главным мужчиной для них стал брат жены. Кстати, он единственный, кто меня нормально принял – в начале двухтысячных, еще при Украине, сам, будучи сотрудником линейного отдела милиции, был осужден по жесткой подставе и так же отсидел три года на «ментовской» зоне, где-то под Черниговом.
Мы с ним долго говорили, и он очень осторожно довел до меня мысль, что у моей супруги, которая с трудом пережила мою посадку, и мальчишек жизнь только-только устоялась и не стоит в нее врываться и все снова баламутить. Я ждал этого, да и брат жены всегда был правильным мужиком и просто так языком не трепал, и если советовал, то только по делу.