Шерлок Холмс в Тибете
Шрифт:
– Мистер Сигерсон, полагаю?
– Да.
– Меня зовут Яков Астерман. Я представитель его святейшества далай-ламы Тибета, и мне поручено вручить вам этот паспорт, дозволяющий вам и вашему спутнику посетить священный город Лхасу.
13. Тибетский паспорт
Астерман подал знак, и вперед выступил юный тибетец благородной наружности. Отвесив низкий поклон, он передал Астерману грамоту, обернутую вокруг стрелы. В Тибете такое послание называется дa-йиг, или «письмо-стрела»: стрела свидетельствует, что грамота носит официальный характер. Астерман, в свою очередь, церемонно поклонился и вручил «письмо-стрелу» мистеру Холмсу, который сломал сургучную печать, развязал узел и развернул свиток. Паспорт был выписан изящным рукописным шрифтом, именуемым уме. Шерлок Холмс еще не освоил его, а потому протянул свиток мне. Я прочел его вслух. Ниже я привожу
Всем правителям, главам округов, старейшинам деревень и жителям страны на пути из Тхолинга в Лхасу – слушайте и повинуйтесь! Чужестранец Си-га-сахаб (Сигерсон-сахиб) и его спутник индийский пандит с богоугодным именем Хари Чанда держат почетный путь в обитель богов (Лхасу). По пути каждый из глав округов обязан предоставить им четырех верховых пони и вьючных животных по мере надобности, а также седла и прочую упряжь. Владельцам животных следует заплатить сколько положено и получить с них расписку. В местах стоянки животные, принадлежащие подателям сего паспорта, должны получить корм. Подателей паспорта следует снабжать топливом, а если возникнет нужда – обеспечить им переправу на паромах, рыбачьих лодках и канатных дорогах. Все должно предоставляться исправно, без задержек и помех.
Первый день второй луны года Водяного Дракона.
Печать далай-ламы Тибета.
Добавление: к этому паспорту прилагаются два «одеяния богов» среднего сорта, или аше, дабы приветствовать почетных гостей.
Тибетец, который нес «письмо-стрелу» и был, судя по всему, каким-то должностным лицом, вытащил из складок своих одежд два белых шарфа, или «одеяния богов», как они были возвышенно обозначены в паспорте. Этими шарфами, которые именуются кхатагами, тибетцы и другие ламаисты украшают любую торжественную церемонию и любое важное событие в своей жизни: в них приветствуют гостей и прощаются, отправляются хлопотать к власть имущим и поклоняются Будде, возносят хвалу богам, празднуют свадьбы и скорбят на похоронах. Белый цвет шарфа символизирует чистоту намерений дарителя.
Тибетец развернул шарфы и, низко поклонившись, протянул их нам с Шерлоком Холмсом.
– Честное слово, – произнес Холмс, милостиво приняв шарф и слегка поклонившись в ответ, – события принимают неожиданный оборот. Что вы думаете об этом, Хари?
– Ей-богу, сэр, если вы хотите знать мое мнение, то это просто невероятно! У меня в голове все вверх тормашками. Однако должен сказать, что паспорт похож на настоящий.
– Но он и есть настоящий, – быстро вставил Астерман, и в голосе его прозвучал легкий испуг. – Его собственноручно выписал главный секретарь далай-ламы и сам же повелел доставить вам. Вот это, – он указал на квадратную красную печать, испещренную крохотными письменами на санскрите, – печать далай-ламы. В Тибете, да и во всей Большой Татарии [65] , второй такой печати не найдется. – Перехватив наши недоуменные взгляды, он добавил: – Вы, должно быть, ждете дальнейших объяснений. Что ж… Мы отправимся сейчас в мой лагерь на том берегу реки – там вас ждет отдых, обед и ответы на ваши вопросы. Ваши люди и животные уже там в целости и сохранности.
65
Татария – старое название Средней Азии. В ее пределах различались Малая Татария (Крымское, Астраханское и Казанское ханства) и Большая, или Свободная, Татария (Туркестан, восточная часть которого именовалась также Высокой Татарией). – Примеч. пер.
Мы перешли через реку по мосту и, пройдя несколько сот ярдов вверх по тропе, добрались до ровной площадки. Там вокруг небольшого костра были разбиты несколько хлопчатых палаток и большая шамиана. Кинтуп и все остальные сидели на корточках вокруг костра, однако, завидев нас, вскочили и побежали навстречу с приветственными возгласами. Я заметил, что мистера Холмса тронула та радость, которую они испытали, увидев нас живыми и невредимыми. По словам Кинтупа, у них не оставалось сомнений в том, что нас убили, особенно после последнего оглушительного залпа. Сами же они думали, что их взяла в плен еще одна шайка головорезов. Когда я заверил их, что Астерман и его люди спасли, а не пленили нас, они вздохнули с облегчением.
Наш «спаситель» проводил нас к нескольким низким оттоманкам под навесом и отдал приказ принести закуски. Просто удивительно, насколько наше восприятие другого человека зависит от предвзятого к нему отношения. Теперь Астерман казался славным и добрым малым, а от роли зловредного «человека, похожего на хорька», на которую я его невольно назначил, не осталось и следа. Однако при этом он оказался весьма словоохотливым.
– Итак, сэр, если вы действительно хотите разобраться во всей этой истории, то я начну с самого начала. – Астерман снял свой грязный топи, и нам открылась розовая костлявая лысина, покрытая редкими прядями седых растрепанных волос. Едва
Моя семья родом из Александрии. Отец мой был третьим сыном Давида Астермана, одного из богатейших александрийских купцов. Но отец хотел пробиться в жизни сам. Поэтому, забрав свою законную долю наследства, они с матерью отправились в Калькутту, где он стал купцом и занялся торговлей пряностями. Увы, сэр, он был расточителен, и хотя у него была единственная слабость – лошади, ее оказалось достаточно, чтобы нашу семью настигло разорение, а сам он безвременно скончался от разрыва сердца. Да упокоится душа его с миром. Чтобы поддержать мать и многочисленных братьев и сестер, я попытался открыть кабари, лавку подержанных вещей, на базаре Боу в Калькутте. Но эта попытка быстро меня расхолодила: мне недоставало капитала и опыта, и, как бы я ни старался, мне никогда не удалось бы заработать достаточно денег, чтобы вытащить семью из нищеты. Однако наша семья набожна, сэр, и мы никогда не нарушали Божьих заповедей. Даже дойдя до последней черты, мы не утеряли веры во Всемогущего. Раз уж он повелел воронам носить в пустыню пищу для пророка Илии, не мог же он бросить на произвол судьбы нас. И вот однажды в мою лавку вошел необычный покупатель.
Это был молодой джентльмен среднего роста и, несомненно, восточной наружности. На нем были чужеземные, но богатые шелковые одежды, а сопровождал его кайет, базарный писец, явно подвизавшийся при нем в качестве переводчика. Писец объяснил мне, что джентльмен этот из Бхотияла, то есть из Тибета. Много лет назад писец занимался своим ремеслом в городке Калимпонг на границе с Тибетом, где и освоил азы тибетского языка. Тибетскому джентльмену нужна была некая вещица, в поисках которой он обошел уже не одну лавку в нашем городе, но везде получил от ворот поворот, а кое-где и подвергся насмешкам. Наконец он сдался. Но писец уговорил его предпринять последнюю попытку и убедил зайти в мою скромную лавчонку. Я попытался ободрить его и учтиво поинтересовался, что за вещица ему нужна. Он ответил, что ищет не что иное, как «удар молнии»!
«Послушай, Яков, дружище, – сказал я себе, – сейчас не время удивляться, равно как и веселиться. Круглые дураки не ходят в столь дорогих шелках (мой дед вел обширную торговлю шелком, и я всегда узнаю ткань высшего качества) и не водят с собой переводчиков, чтобы те переводили их благоглупости. Здесь, пожалуй, можно заработать, стоит только проявить немного терпения и обходительности».
– Я решил, что это какая-то ошибка, – продолжил Астерман, отхлебнув чая, – и не последнюю роль в ней сыграл писец: возможно, он просто не понял, о чем идет речь. Тогда я принялся терпеливо расспрашивать тибетского джентльмена о том, что за предмет ему нужен, какой он формы, цвета, какими обладает свойствами, но так ничего и не добился. Тогда я вспомнил, что среди подержанных книг в моей лавке был старый тибетско-английский словарь, который я купил, когда распродавали имущество умершего миссионера. Я поспешил в заднюю часть лавки и нашел его на груде заплесневелых выпусков журнала «Акации». Стоило мне показать словарь тибетскому джентльмену, как я понял, что наши треволнения позади. Он определенно был образованным джентльменом, пусть и на свой особый лад, и немедленно принялся листать страницы книги, пока не нашел то, что ему было нужно. Издав удовлетворенный возглас, он ткнул пальцем в страницу и на своей странной тарабарщине пригласил меня туда взглянуть.
Следует отдать писцу должное, буквально это тибетское слово переводилось как «удар молнии», однако в виду имелось иное – метеоритное железо. Его-то и искал тибетский джентльмен!
Мне удалось раздобыть необходимое количество метеоритного железа у посредника, который поставлял минералы и образцы геологических пород в школы и колледжи. Тибетец заплатил мне неплохие комиссионные и с тех пор не раз обращался ко мне, когда нужно было раздобыть что-нибудь необычное или чудесное. Он состоял на службе у далай-ламы и доставал все эти вещи для своего хозяина. Я никогда не спрашивал, зачем они нужны, да и не мое это было дело. Может быть, для колдовства? [66] Так или иначе, я был сполна вознагражден за свои хлопоты, даже несмотря на то что порой меня постигали неудачи. Однако же я диву давался: чего только не отыщешь, если тебе не скупясь заплатят да еще и дадут карт-бланш в плане расходов. Я мог бы поведать вам множество историй о своих приключениях. Поверьте, один только рассказ о том, как мне довелось выторговывать яйцо птицы Феникс из сокровищницы Верховного мага Кафиристана, стоит сразу всех романов мистера Хаггарда.
66
Астерман в своих предположениях был не так уж далек от истины. Чтобы тибетские тантрические обряды возымели действие, требуется множество удивительных предметов. Не исключено, что метеоритное железо использовалось для отливки таких предметов культа, как ритуальные кинжалы (пхурба), колокольчики (дрильбу) и адамантовые скипетры (дордже). – Дж. Н.